Вестью прислали к нему, отверженной, бедной Ундине. Стали готовить обряд похоронный, как было прилично Сану покойника: тело его положить надлежало Подле церкви приходской, там, где были гробницы Предков его, одаривших множеством вкладов богатых Эту церковь. И щит и шлем уж лежали на кровле Гроба, чтоб с ним опуститься в могилу, ибо наш рыцарь Был последний в роде своем, который с ним вместе Кончился весь. И ход печальный уже начинался; Песнь погребальная к светло-спокойной небесной лазури Тихо всходила; с длинным крестом, во всем облаченье Патер Лаврентий шел впереди; за ним шла Бертальда, В горьких слезах, на дряхлую руку отца опираясь. Вдруг посреди Бертальдиных женщин, одетых в глубокий Траур и шедших в свите ее, заметили белый Образ, в длинном, густом покрывале, тихо идущий, Грустно потупивши голову. Страхом проникнут был каждый, Шедший подле такого товарища; все сторонились, Пятились, так что порядок хода расстроился. Силой Два смельчака хотели незваного и́з ряду вывесть; Но, от них ускользнувши, как легкая тень, он на прежнем Месте явился опять и последовал тихо за гробом. Вот напоследок он мало-помалу, меняяся местом С теми, кто в страхе спешил от него удалиться, подле Самой вдовы очутился; но ею сначала примечен Не был и сзади пошел смиренно-печальный. Достигнул Ход до кладбища, и все обступили могилу. Тут в первый Раз Бертальда незваного гостя увидела, в страхе Стала она рукою махать, чтоб он удалился; Но покровенный, кротко упорствуя, тряс головою, Руки к ней простирал и как будто молил о пощаде. Вспомнила тут невольно Бертальда Ундину, как руку К ней она подняла на Дунае, когда ей хотела Так добродушно подать ожерелье, и как под водами Скрылась потом навсегда. Но в это мгновение подал Знак отец Лаврентий, чтоб все умолкли. И стали Гроб опускать в могилу, и мало-помалу засыпан Был он землею. Когда же совсем был набросан могильный Холм и читать последнюю начал молитву священник, Стала вдова на колени, стали и все на колени, В том числе и могильщики, кончавши насыпь. Когда же Снова все встали… уж белый образ пропал; а на месте, Где он стоял на коленах, сквозь травку сочился прозрачный Ключ; серебристо виясь, он вперед пробирался, покуда Всей не обвил могилы; тогда ручейком побежал он Дале и бросился в светлое озеро ближней долины. Долго, долго спустя про него тех мест поселяне Чудную повесть любили прохожим рассказывать; долго, Долго жило поверье у них, что ручей тот Ундина, Добрая, верная, слитая с милым и в гробе Ундина. Драматическая поэма ДЕЙСТВУЮЩИЕ:
Дон Лудвиг Камоэнс.
Дон Иозе́ Квеведо Кастель Бранка.
Васко, его сын.[12]
Смотритель главного госпиталя в Лиссабоне.
(1579) I Тесная горница в большом лазарете лиссабонском: стены голы; кое-где обвалилась штукатура; с одной стороны стол с бумагами и стул; с другой большие кресла и за ними, ближе к стене, полуизломанная кровать. На ней лежит Камоэнс и спит; к кровати, прислонен меч; над изголовьем висит на стене лютня, покрытая пылью. С правой стороны дверь, — Входит дон Иозе́ Квеведо вместе с смотрителем госпиталя. У последнего за поясом связка ключей, под мышкой большая книга.
Иозе́ Квеведо, смотритель госпиталя, Камоэнс.
Квеведо
Ой, ой, как высоко! Неужто выше Еще нам подыматься? Смотритель
Нет, пришли. Квеведо
Ну, слава богу! я почти задохся… Так здесь он? Смотритель
Здесь. Вот, сами посмотрите, Что у меня записано в реестре: Дон Лудвиг Камоэнс, десятый нумер — И на двери десятый нумер; это он.
