Вот опять у меня на шее веснушки; а можно бТотчас согнать их; — стоило б только водой из колодцаНашего раз обтереться; ах! если б мне нынче ж хоть кружкуЭтой воды достали!» — «О чем же тут думать?» — сказала,Бросившись в двери, одна из прислужниц. Неужто успеетЭта проказница камень поднять! — с довольной усмешкойВслед за нею смотря, Бертальда подумала. СкороСделался шум на дворе: с рычагами к колодцу бежалиЛюди. Бертальда села подле окна и при яркомБлеске полной луны, освещавшем двор замка, ей былоВидно все, что делалось там. Работники дружноДвинули камень, хотя иному из них и прискорбноБыло подумать, что им теперь надлежало разрушитьТо, что было приказано сделать прежнею, добройИх госпожою; но труд был не так-то велик, как сначалаДумали; им извнутри колодца как будто какаяСила камень поднять помогала. Дивясь, говорилиМежду собою работники: «Можно подумать, что бьет тамСильный ключ». И в самом деле, с отверстия каменьСам собой подымался; без всякой помоги, свободноСдвинулся он и, со стуком глухим откатясь, повалился.Вдруг из колодца что-то, как будто белый прозрачныйСтолб водяной, поднялося торжественно, тихо. СначалаПодлинно бьющим ключом показалось оно, но, поднявшисьВыше, каким-то бледным, в белый покров облеченнымЖенским образом стало. И плача и жалобно рукиВверх подымая, оно медлительно, шагом воздушнымПрямо к замку двигалось. В ужасе все отбежалиПрочь от колодца. Бертальда же, стоя в окне, цепенела,Холодом страха облитая. Вот, когда поравнялсяС самым окошком идущий образ, сквозь покрывалоОн поглядел на Бертальду пронзительным оком, с тяжелымВздохом; и бледным лицом Ундины тогда показалсяОбраз Бертальде: мимо ее она, упинаясь,Нехотя, медленно шла, как будто на суд. «ПозовитеРыцаря! — громко вскричала Бертальда. Но все в неподвижномСтрахе стояли на месте. Сама Бертальда, как будтоСобственным криком своим приведенная в ужас, умолкла.Тою порою чудесная гостья приблизилась к двериЗамка, знакомую лестницу, ряд знакомых покоевТихо, молча, плача, прошла… о, такою ль, бывало,Здесь видали ее? В то время еще не раздетыйРыцарь в уборной своей стоял перед зеркалом. ТусклыйСвет проливала свеча. Вдруг кто-то легонькоСтукнул в дверь… так точно, бывало, стучалась Ундина.«Все это призрак! — сказал он. — Пора мне в постелю». — «В постелеБудешь ты скоро, но только в холодной», — шепнул за дверямиПлачущий голос. И в зеркало рыцарь увидел, как двериТихо, тихо за ним растворились, как белая гостьяВ них вошла, как чинно замо́к заперла за собою.«Камень с колодца сняли, — она промолвила тихо, —Здесь я; и должен теперь умереть ты». Холод, по сердцуРыцаря вдруг пробежавший, почувствовать дал, что минутаСмерти настала. Зажавши руками глаза, он воскликнул:«О, не дай мне в последний мой час обезуметь от страха!Если ужасен твой вид, не снимай покрывала и строгийСуд соверши надо мной, мне лица твоего не являя». —«Ах! — она отвечала, — разве еще раз увидеть,Друг, не хочешь меня? Я прекрасна, как прежде, как в оныйДень, когда твоею невестою стала». — «О, если бЭто правда была! — Гульбранд воскликнул, — о, если бМне хоть один поцелуй от тебя! и пускай быВ нем умереть!» — «Охотно, возлюбленный мой», — покрывалоСнявши, сказала она; и прекрасной Ундиною, прежнейМилой, любящей, любимой Ундиною первых, блаженныхДней предстала. И он, трепеща от любви и от близкойСмерти, склонился к ней в руки. С небесным она поцелуемВ руки его приняла, но из них уже не пустилаБоле его; а крепче, все крепче к нему прижимаясь,Плакала, плакала тихо, плакала долго, как будтоВыплакать душу хотела; и быстро, быстро лияся,Слезы ее проникали рыцарю в очи и с сладкойБолью к нему заливалися в грудь, пока напоследокВ нем не пропало дыханье и он не упал из прекрасныхРук Ундины бездушным трупом к себе на подушку.«Я до смерти его уплакала», — встреченным еюЛюдям за дверью сказала Ундина и тихим, воздушнымШагом по́ двору, мимо Бертальды, мимо стоявшихВ страхе работников, прямо прошла к колодцу, безгласной,Грустной тенью спустилась в его глубину и пропала.Глава XIXО том, как рыцарь был погребенПатер Лаврентий, услышав о том, как внезапно и чудноКончил жизнь владетель замка Рингштеттена, тотчасВ замке явился; и он, входя во двор, осененныйЛипами, встретился там с монахом, недавно венчавшимРыцаря: в ужасе тот удалиться спешил. «Так и должно! —Патер Лаврентий сказал. — Теперь моя наступилаОчередь; мне помощник не нужен». Хотел он невесте,Вдруг овдовевшей, отрадное слово сказать в подкрепленье;Но Бертальда, ему не внимая, молчала угрюмо.Старый рыбак молился и плакал и, в горе смиряясь,Думал: «Оно иначе и быть не могло — то господнийСуд»; и, конечно, Гульбрандова смерть никому не могла бытьТак тяжела, как именно той, которую с смертной
