— Знаю, но все-таки интересно. Меня самого давно уже пора ликвидировать за излишние знания, и пока это еще не случилось, хочется удовлетворить естественное любопытство.
— А вот этот твой друг, что сюда тебя пристроил, он как? Тоже исповедовался перед тобой?
— Ты не поверишь, но да! Причем неоднократно. С ним все понятно и ясно. А вот в твоем случае…
— …а в моем случае тоже все ясно. В какой-то момент пришлось выбирать — или садиться в тюрьму или становиться тем, кем сейчас являюсь. Свобода показалась привлекательнее.
— Такой выбор? В твоем возрасте?
— Ну и что? У нас могут, начиная с четырнадцати лет, вполне конкретно посадить. Наступает ответственность за особо тяжкие. Вот тут меня учитель и подобрал. А затем, по мере обучения, так увлекло, что стало интересно. Даже понравилось. Сейчас мне уже девятнадцать, а иногда так вставляет, что потом дня три хожу как под кайфом.
— Ты шутишь?
— С чего бы? Кто-то мудро выразился, что личность, давным-давно утратившая в себе сомнительный пережиток человечности, именуемый «совесть», обожает наблюдать муки совести других персонажей, да и вообще нравственные муки, что сродни театру: ты не умеешь, зато смотришь, а кто-то — творит, и как творит! Это вообще-то не мои слова, даже не помню чьи. Не то в кино было, не то в книжке какой-то прочиталось, вот и прилипли к памяти. Меня обучили всяким хитростям и тонкостям. Менять внешность, незамечено для окружающих появляться там, где надо, пользоваться разным оружием, спецсредствами, применять на практике теоретические знания. Вбивали в голову сами эти знания. Много всего.
— Это понятно. А твоя гендерная неопределенность? Как-то возникло или врожденное качество?
— С самого детства было. Меня упорно воспитывали как девочку, что поначалу дико бесило. Мне нравилось всё — и футбол, и куклы, и машинки, и пистолетики. Даже девчачьи костюмчики. Когда как. А вокруг всё твердили, что это тебе нельзя, это для мальчиков, а ты — девочка, тебе нужно только то, а это нельзя. В конце концов оказалось, что мне нужно и то и это.
— А почему я?
— В смысле?
— Почему сейчас именно я?
— А, ты об этом. Надо же мне было с кем-то потрахаться. А ты и так про меня все знаешь, вроде бы вместе кого-то ищем. Идеальный вариант при местном дефиците. Остальные все заняты. Кажется, меня к тебе тянет. Самую капельку. По крайней мере, улыбаюсь и с удовольствием делюсь мыслями, словами, идеями. Смеяться стала.
— Это хорошо? — спросил я.
Она повернула голову в мою сторону.
— Для меня, в общем-то, неплохо. Знаешь, как сюда попала? Почти случайно. Был у меня один заказ. Долго сидела, ждала клиента, а когда заказ выполнила, то впервые за четыре дня вышла на улицу днем, с улыбкой на лице, но через полчаса мое терпение лопнуло. Знаешь почему? Меня чуть не стошнило. От людей. Омерзительных, потных, вонючих, озлобленных. Интересно, они свои рожи-то видели? Все эти страшные молодые бабищи... Ну, как, как? девушка, которой не больше двадцати может смотреться будто старая баба, одеваться как приподъездное быдло, совершенно не следить за тем, что у нее одежда выглядит будто половые тряпки и несет от нее, прости, как от лошади? Такое ощущение, что большинство решило забить на себя. Мол, лето же, жара, так зачем ухаживать за собой? А еще все эти отвратительные мужики с пивными брюхами, тремя подбородками и щетиной! Ну, молодые же, здоровые, так какого черта себя до такого свинского состояния доводить? Идут по улице, жрут, пиво хлещут. Да вместо того чтобы пиво, лучше б спортом занялись, за питанием последили... потрахались бы, в конце концов — тоже хорошо способствует улучшению формы. Со всех ног полетела домой и решила до ночи на улицу не выходить. Включила комп, проверила почту и опаньки — тут-то меня и пригласили в этот пансионат.
— А кем ты официально работаешь?
— Вообще-то в универе учусь, а работа нашлась только недавно. Пригласили меня тут давеча и на первое собеседование. Пришла я, все шикарно. Налили меду в уши, чем немало увеличили мое чувство собственного достоинства, рассказали, что у меня и перспективы, и опыт, и видение информационного поля, и понимание специфики работы. Предложили хорошие условия, вплоть до участия в составлении технического задания. А через пару дней руководитель проекта, который собеседовал меня первый раз, сказал, что со мной хочет познакомиться генеральный директор их филиала. Руководитель пояснил, что это даже не собеседование, а просто гендир хочет посмотреть, кто будет работать в их компании. Сказано — сделано. Приняв максимально приличный образ порядочной девочки, отправилась на знакомство. Знакомство проходило в присутствии руководителя проекта — он скромно сидел в уголке и не смел даже взглянуть на своего босса, который тем временем, отжигал. Он не задал ни единого вопроса по сути, однако поведал некоторый объем новой информации. Так, с его слов узнала, что нас много таких недоучек, кто нахватавшись всего по верхам, возомнили себя специалистами, а теперь и вовсе пытается попасть на работу в их благословенную компанию. Что лично ничего толком не знаю и не умею, и даже не имеет смысла это проверять, поскольку гендир — человек, несомненно, огромного ума, колоссального опыта и нечеловеческой интуиции — видит во мне никчемность и тупость невооруженным взглядом. Что, прикрывая свою некомпетентность, пытаюсь выехать на использовании в речи технических терминов, значения которых сама не знаю и никогда не узнаю, а если и узнаю, то не пойму, поскольку ума у меня — кот наплакал, и плакал он от осознания непроходимого моего идиотизма. Все это говорилось быстро, перебивая и не давая вставить и слово, а если и задавал какой-то вопрос, то не давал ответить, как тут же пускался в пространные рассуждения о том, какие мы — все молодые тупые и никчемные.
— А что ты? — спросил я, изо всех сил стараясь изображать заинтересованность. На самом-то деле эта история была мне малоинтересна, и увлекала не более, чем камлание сибирского шамана.
— Как реагировала? Сначала еще пыталась возражать и парировать, потом же, поняв, что спорить с этим человеком бессмысленно, просто уставилась в стену мимо его старческого лица и, кивая, говорила вполголоса нечто вроде того, что не буду с ним спорить, поскольку его возраст, опыт и ум позволяют ему составить более объективное, несомненно, мнение обо мне, чем есть у меня самой. Закончилось собеседование на фразе: «Уведите ее отсюда». Потом молча встала и, пожелав успехов в труде и личной жизни, вышла.
— Это был такой стресс-тест? Нечто подобное уже слышал.
— Да, угадал. Спустя пару минут вышел руководитель проекта и сказал, что это был так называемый стресс-тест, или стрессовое собеседование, нацеленное на то, чтобы вывести соискателя на эмоции и посмотреть его реакцию в сложной ситуации. И таки да, этот тест прошла, поскольку ответила на конфликт едким тоном, пожеланием успехов в работе и замечанием о возрасте, уме и опыте гендира, что последнему очень понравилось. К слову, гендиру лет шестьдесят, наверное. Я тоже догадалась, что к чему, поскольку однажды в жизни уже наступала на такие грабли. Тогда не прошла, поскольку практически послала работодателя далеко и надолго, причем четко объяснила куда именно. Уже дома принялась усердно гуглить. Чувствовала, что где-то тут что-то не так, и надо во всем разобраться. Гугление, как всегда, помогло — узнала, что такую штуку, как стресс-собеседование, придумали в США, а наши кретины радостно подхватили нововведение Запада. Толком даже не разобравшись, как надо проводить подобные испытания для соискателей, решили, что главное — это облить человека дерьмом, да побольше. По идее же, соискателя должны спрашивать, не возражает ли он против проведения стресс-теста? А вдруг у соискателя сердце слабое и при малейшем волнении может наступить инфаркт? Это, во-первых. А во-вторых, после окончания стресс-теста босс, устроивший головомойку неповинному соискателю, должен извиниться за доставленные душевные стенания. Меня же ни предупредили, ни извинились.
— Тем не менее, — зачем-то уточнил я, — ты там сейчас работаешь?
— Работаю, и даже чем-то помогаю с компьютерами. Но скоро уйду. У них там сисадмин оказался полный мудак, а мне постоянно приходится быть девочкой. В результате босс этой шараги стал меня лапать и намекнул, что либо трахаюсь с ним по его правилам, либо вообще не будет никакой жизни. Такова была общая практика в той фирме, и через босса прошли все девушки, кто поступал туда на работу. У него была лигрофобия — боязнь темноты, поэтому все делалось на ярком свету. Это, по мнению начальника, укрепляло «корпоративный дух». Вообще замечено, что если нормальную «тургеневскую» девушку начать