которым социализм является интеллектуальной ошибкой и логической невозможностью, институты, имеющие особое значение для жизни в?обществе (моральные, правовые, языковые и экономические), не?могли быть обдуманно созданы кем-либо, а?являются результатом длительного эволюционного процесса, в?который вносили свой крошечные вклад в?виде опыта, желаний, стремлений, знания и пр. миллионы и миллионы людей сменяющих друг друга поколений, положивших, таким образом, начало ряда поведенческих норм (институтов), которые одновременно возникали в?процессе социального взаимодействия и делали этот процесс возможным. Эти поведенческие нормы, или материальные правила поведения, образуют промежуточную область между биологическим инстинктом, который затрагивает каждого из?нас, и областью человеческого разума. Эта область промежуточна, потому что, хотя подобные правила поведения, несомненно, возникают в?результате человеческой деятельности, они включают огромные объемы информации, опыта и знаний, намного превосходящие возможности любого отдельного ума создать, постичь или задумать подобного рода институты с?нуля.

Правила поведения, делающие возможным возникновение цивилизации, появляются в?результате эволюционного процесса, в?ходе которого социальные группы, первыми выработавшие нормы и правила поведения, благоприятные для мирной, добровольной торговли (совокупность правил и институтов, образующих право собственности), постепенно поглощают и подчиняют себе другие группы, сравнительно более отсталые из-за своей примитивной или родовой организации. Поэтому, как указывает Хайек, социалисты глубоко заблуждаются, полагая, что чувства и установки, типичные для малых примитивных групп (основанные на принципах солидарности, альтруизма и преданности), могут стать основой обширного порядка общественного сотрудничества, образующего современное общество. В?самом деле, принципы солидарности и альтруизма пригодны в?примитивных группах именно потому, что в?подобных группах потребности и особенности каждого члена хорошо известны. Однако попытка распространить принципы солидарности и альтруизма, типичные для родоплеменной группы, на обширный порядок общественного сотрудничества, где взаимодействуют и сотрудничают миллионы людей, которые не?знают и никогда не?узнают друг друга, способна привести лишь к?исчезновению цивилизации, к?физическому уничтожению большей части человечества и возврату к?примитивному родоплеменному хозяйству, едва-едва обеспечивающего простое выживание.

Новый вклад Хайека состоял главным образом в демонстрации того, что идея Мизеса о?невозможности экономического расчета при социализме представляет собой просто частный случай более общего принципа логической невозможности социальной инженерии или, иными словами, «конструктивистского» или «картезианского» рационализма. Поскольку рационализм этого типа покоится на иллюзии, что человеческий разум намного могущественнее, чем на самом деле он отражает пагубную сциентистскую заносчивость, не?признающую границ для будущего применения методов социальной инженерии. Хайек использует термин «сциентизм» для обозначения неоправданного применения в?общественных науках методов физических и естественных наук. В?1940-х?— начале 1950-х годов он написал ряд статей, которые позднее, в?1955?г., объединил в?сборнике «Контрреволюция науки» (Hayek 1955; Хайек 2003). В?этой книге Хайек дает уничтожающий анализ позитивистского рационализма, идущего от идей Конта, Сен-Симона и узкого бентамовского утилитаризма, предполагающих окружение, в?котором информация о?выгодах и издержках каждого действия известна и позволяет принимать максимизирующие решения. К?сожалению, в?этот?же период была опубликована работа Милтона Фридмана «Очерки по позитивной экономической теории» (Friedman 1953), которая завоевала огромную популярность и дала новый импульс использованию позитивистской методологии в?нашей науке. Хотя Хайек в?своей книге в?целом предвосхитил и подверг критике большинство наиболее одиозных положений Фридмена, сам Хайек позднее заявил: «Знаете, я?часто говорю о?том, что одна из?вещей, о?которых я?больше всего жалею, это что я?не вернулся к?критике трактата Кейнса [«Общей теории»], но?почти так?же досадно, что я?не подверг критике книгу Милтона “Очерки по позитивной экономической теории”, в?определенном смысле крайне опасную» (Hayek 1994, 145). Это замечание может удивить тех, кто отождествляет Хайека с?либерализмом чикагской школы, не?отдавая себе отчет в?очень глубоких методологических различиях между членами этой школы и австрийскими теоретиками. В?другом месте он более подробно высказался о?методологических разногласиях с?Фридменом и неоклассиками: «Фридмен?— это архипозитивист, считающий, что научные аргументы могут строиться только на том, что эмпирически доказано. Я?же полагаю, что нам уже известно столько деталей в?области экономической теории, что единственная задача?— привести знания в?порядок. Вряд ли мы нуждаемся в?какой-либо новой информации. Главная трудность?— переварить уже известное. Статистика не?делает нас мудрее, она лишь дает информацию о?конкретной ситуации. Не?думаю, что статистические исследования могут чем-то помочь в?плане теории. …У монетаризма Милтона и у?кейнсианства гораздо больше общего между собой, чем у?меня с?любым из?этих направлений. …Чикагская школа мыслит, в?сущности, “макроэкономическими” понятиями. Они ведут анализ на уровне агрегированных показателей и средних: совокупное количество денег, общий уровень цен, общая безработица, все эти статистические величины. …Возьмите “количественную теорию” Фридмена. Сорок лет назад я?писал, что у?меня есть сильные возражения против нее, так как это очень грубый подход, оставляющий без внимания массу вещей. Мне досадно, что такой искушенный человек, как Милтон Фридмен, не?использует ее в?качестве первого приближения, а?принимает всю целиком. Так что в?конечном итоге мы расходимся именно методологические