утра почувствовал себя в своей тарелке.

— Я думаю, ваши сведения немного устарели, — с улыбкой парировал Фроловский.

Появилась жена премьера Вера Качалова и принялась активно приглашать Турецких заходить, чувствовать себя как дома, стараясь ослепительной улыбкой сократить, если не уничтожить напрочь, социальную дистанцию. Турецкий, и так настроенный на мажорный лад (его мечта о светлом костюме уже наполовину сбылась), зазывания пропустил мимо ушей, он беззастенчиво рассматривал хозяйку. Посмотреть было на что: невысокая блондинка, весьма эффектная, кажется, двадцать девять лет, но выглядит еще моложе, любые сравнения с Ириной Генриховной совершенно неуместны.

— Ты в ней дыру пробуравишь, — шикнула на Турецкого Ирина. Она вняла приглашениям и проследовала в дом, увлекая его следом.

— Это идея.

— Ты пошляк, Турецкий! — Она раздраженно посмотрела на него, прикидывая, чего бы такое сказать пообиднее: — И вообще, ты старый хрыч, тебе здесь ничего не светит, можешь стараться сколько влезет, считай, что получил мое благословение.

— Ты только потом не передумай.

Бабушка была высокая и кряжистая. Турецкому она жала руку и приговаривала, что терпеть не может сотрудников органов, но он лично ей симпатичен.

Разлили фантастический армянский коньяк. Турецкий даже заколебался: стоит ли изводить добро на Фроловского. Именинница взяла слово:

— За меня пить не будем — у меня, слава Богу, все в порядке, а что не в порядке, улучшению уже давно не поддается. Поэтому пьем за Россию! Я родилась в великой России и умереть хочу в великой России! — Она строго посмотрела на внука. — До дна! И не закусывай после первой, я тебя умоляю.

— Между прочим, бабушка, у тебя есть шанс. Обратись к своему депутату с предложением. Действительно, есть же Великая Британия, почему и нам не называться Великой Россией? А на меня не смотри, меня они слушать не станут.

Бабушка Элеонора понимала толк в пьянках и не щадила ни себя, ни других, вызывая у Турецкого чувства уважения и зависти. Для ее возраста форма просто феноменальная: он не представлял себе, как, будучи вдвое старше нынешнего, сможет пропустить триста грамм коньяку и выглядеть бодрячком или хотя бы сохранять вертикальное положение. Скорее всего, к тому времени он уже окончательно примет горизонтальную позицию.

Обстановка за столом потеплела. Поначалу Ирина была скованна, Фроловский — непроницаем, Вера Качалова — красива и улыбчива; потом она перестала улыбаться, покрылась румянцем и оживилась, Фроловский тоже порозовел, но сохранил аристократическую сдержанность, Ирина с несвойственным ей жаром принялась обсуждать обычно чуждые ей проблемы большой политики. А у Элеоноры Львовны и в трезвом виде были не все дома.

Турецкая лихо наколола на палочку дольку апельсина, в самую середину, в десятку, и наставила микрошпагу на «двоюродного кузена».

— Наш бардак всепоглощающ, он не просто тотальный, он вселенский, он парализует всякую мысль, любое устремление и начинание. Он сильней разума, как тараканы сильней дихлофоса. К нему нельзя привыкнуть окончательно, рано или поздно человек взрывается, а кое-кто хочет взорвать побольше народу одновременно и тешит себя иллюзией, что сможет организовать направленный взрыв. — Она отправила апельсин в рот.

Фроловский неожиданно поддержал разговор:

— Сколько бы ни говорили все вокруг про бардак, у нас есть шанс. По крайней мере, большинство политиков не считают естественным убивать своих оппонентов и применять к ним меры физического воздействия. Если успеем привить такие же нормы в бизнесе — бардак сойдет на нет. Не успеем — всем конец, спасайся кто может.

Потом перекинулись на российско-германские отношения с их перипетиями за последние сто лет. Турецкий с изумлением смотрел то на жену, то на Фроловского. О чем они говорят?! Он в очередной раз представил шурина с мокрыми штанами и не смог удержать усмешку. Большой Человек с мокрыми штанами.

Вера пристально и с интересом посмотрела на Турецкого.

Бабушка Элеонора затянулась «Лаки страйк», делая вид, что внимает беседе. Внезапно ее посетило озарение, она загасила едва прикуренную сигарету, хлопнула ладонью по столу и провозгласила:

— Гимн! Требую гимн! Ира, к роялю!

— Какой гимн? — не поняла Турецкая.

— Еще спрашиваешь! «Боже, царя храни»!

Возражать было бесполезно. Кроме бабушки, слов никто не помнил, мужчины петь не умели, но все дружно подтягивали.

— Ваши коммунисты — импотенты, — заявила Элеонора Львовна, прикуривая снова, — я не одну тысячу пьянок посетила, будьте уверены, и гимн Советского Союза не пели ни разу. Никогда! — Тут ее посетила новая идея. — Пойдемте, я покажу, что подарила себе на день рождения.

Все послушно поднялись.

— Прошу прощения, только родственники.

Турецкий остался вдвоем с Качаловой. Они отправились в сад покурить.

Курила Качалова чувственно, словно смотрела эротический сон, а он напрягал извилины, пытаясь вспомнить все, что знал о своей родственнице. Знал немного. Она училась в Париже модельному бизнесу, кто и как ее туда снарядил — загадка природы, там же познакомилась с Фроловским лет семь назад. Он тоже выезжал «…в Париж по делу. Срочно…», вот и познакомились.

— Вам удаются дипломатические приемы, — Турецкий прервал ее сладостное уединение с сигаретой, — это природный дар или результат упорных тренировок?

— Вы слишком грубо мне льстите, Александр. Что до дипломатических приемов, они удаются, когда в них есть какая-то изюминка. Например, если Президент сядет в торт — прием войдет в историю.

— Да. Любители лизать задницу получат законный повод отличиться. К сожалению, его здесь нет. — Турецкий понял, что фраза вышла довольно двусмысленной, но Вера беззаботно расхохоталась, запрокинув голову, даже слезы выступили.

— Представляю, как он пел бы «Боже, царя храни», — насилу выговорила она, давясь от смеха.

Турецкий для развития успеха хотел поинтересоваться, входят ли в юбилейную программу танцы и ночное купание в пруду, но вместо этого почему-то сказал совершенно другое:

— Полагаю, мы не сошлись бы характерами, даже после пол-литра. Президент сильно подвержен влиянию окружения, а в последнее время в его администрации меня недолюбливают.

Вера опять широко улыбнулась:

— В последнее время? А раньше вы были в администрации своим человеком?

— Раньше у нас проблем не возникало, — честно признался Турецкий. — Я полагаю, первый танец за мной?

— Танец? Думаю, бабушка Элеонора будет танцевать только с вами. Как кавалер вы ей наверняка нравитесь гораздо больше моего мужа. Она же выше его…

— Вы приписываете уважаемой старушке свое личное мнение или способны постичь тайный ход ее мысли?

— Ход мысли, Александр, как правило, очевиден, это скачки непредсказуемы. — Она посмотрела на озеро. — Вот вы, например, хотели бы искупаться, если, конечно, подберется подходящая компания, а также подорвать репутацию Фроловского в глазах почтенной публики. Я видела, как вы сияете, глядя на него, значит, замыслили какую-нибудь каверзу.

— Ловлю на слове — обрадовался Турецкий, — так вы признаете, что нам есть из-за чего соперничать?

— Вы, наверное, найдете. Искать — ваша профессия, верно?

На веранде послышались голоса. Турецкий взял Веру под руку:

— Позвольте, я хотя бы провожу вас до крыльца.

Навстречу, стараясь сохранять твердость походки, шествовала Ирина. Она подмигнула Турецкому и