Эх, Ирку бы попросить, так она дуется. И главное — за что? Может, я забыл исполнить свой супружеский долг?
Турецкий влез в брюки, понимая, что ложиться в постель уже ни к чему, и неожиданно обнаружил в кармане десять рублей. Откуда они взялись, он тоже не помнил. Вчера вроде не было. Может, тоже на даче прихватил? Коньяк какой-то склеротический.
Интересно, можно на десятку купить благосклонность жены?
Он осторожно, стараясь не шуметь, выскользнул из квартиры и спустился в булочную за углом. Теплые круассаны, пожалуй, хорошее дополнение к обугленной яичнице и испорченному кофе. Вернулся он буквально через пять минут. Нинка уже проснулась и огромной щеткой чесала перед зеркалом свои длинные волосы, усердно считая до пятисот. От отцовского утреннего поцелуя она отмахнулась:
— Не мешай, я собьюсь со счета. — Дочь почему-то вбила себе в голову, что если с младенчества не истязать себя многочасовым причесыванием, то к тридцати годам у нее будут отцовские залысины и плешь на макушке.
Турецкий прошел на кухню и выставил на стол яркую коробку с круассанами:
— Ир, давай плюшками побалуемся…
— Подлизываешься?
— Да нет, решил вот сделать вам сюрприз… а то все яйца да бутерброды…
— Так, я, значит, еще и готовить не умею?!
— Нет, я не это имел в виду, просто… Ну, могу я тоже поучаствовать, облегчить тебе жизнь, помочь, как говорится…
— Я так дешево не продаюсь, — буркнула Ирина, — и не старайся.
— А чего ты, собственно, дуешься?
— А ты не знаешь.
— Из-за Качаловой, что ли? Так ты сама меня подзуживала, да и не собирался я ее кадрить. Зачем? Я тебя люблю.
— Только не хохми. Любит он!
— Не веришь?! — Турецкий просто задохнулся от возмущения. Получилось хорошо. Натурально. Вполне на уровне приличного провинциального театра.
Ирина осторожно откусила кусочек мягкого, теплого, хрустящего, с нежным шоколадным кремом круассана и даже чуть закатила глаза от удовольствия.
— Вкусно… Только даже не пытайся меня уверить, что ты это просто так. Без всякой задней мысли. Говори, чего хочешь от меня.
— Практически ничего… так, самую малость…
— Ну?
— Позвони братцу…
— Турецкий!!!
Нинка наконец закончила с волосами. Наверняка сбилась раза два и начинала заново. Помахивая уставшей рукой, она, как большая, повиливая бедрами, продефилировала на свое место за столом и, выпив стакан сока, поднялась:
— Я в школу опаздываю.
— Круассанчик съешь, — предложил Турецкий.
— Ты что, пап, ополоумел? От них же толстеют!
— Нинка, ты как с отцом разговариваешь!
— Оставь ее, Турецкий, — вступилась за дочь Ирина и, когда девочка ушла к себе, продолжила прерванный разговор: — Так, значит, Качалова тебе безразлична?!
— Само собой.
— И ты даже не пытался ее кадрить?!
— Конечно.
— И вообще, мои родственники тебе неприятны и знать ты их не желаешь?!
— Ну, в общем, да.
— Так какого черта я должна им звонить? Что, коньяк понравился? Попросить ящичек? Или договориться с Верой о свидании от твоего имени?
— Ты что, Ириш, это по работе.
— Ах, по работе! Ну так и звони сам.
— Ир… — Турецкий осторожно погладил жену по руке: — Ну, Ир, мне неудобно… Неудобно просить Фроловского об одолжении, а тебе он не откажет. Ты же у нас дипломат…
— А ты подлиза и двуличный мерзкий тип, — парировала Ирина, но в голосе ее уже не было злости. Очевидно, правы все же физиологи: углеводы, особенно в виде сладких пирогов и булочек, особенно в больших дозах (а Ирина умяла уже почти все, что он принес), здорово успокаивают нервы и создают настроение благодушия и умиротворенности.
— Ир, ну я очень прошу… — Турецкий поцеловал жену в шею. — Я даже обязуюсь каждый день…
Раздался длинный и настойчивый звонок в дверь, который спас Турецкого, пока не придумавшего, чем бы таким соблазнить жену. Нинка с огромным ранцем выскочила в прихожую.
— Пап, мам, не тоскуйте, я учапала. — Нинка открыла дверь и, подставив щеку для поцелуя такому же шестилетнему кавалеру, свалила ему на руки свой рюкзак. Таких же, как она, первоклашек было в подъезде еще пятеро, и Турецкие не боялись отпускать ее одну: школа прямо во дворе, да и с кем-нибудь из однокашников Нинки обязательно ходили бабушки.
— Это кто такой? — осведомился Турецкий.
— Ее очередная любовь — Эмиль, хороший мальчик, между прочим. Ты бы дома почаще бывал, был бы в курсе, — снова почти завелась Ирина. Действие круассанов заканчивалось.
— Так позвонишь? — форсировал события Турецкий.
Ирина взялась за трубку и набрала номер дачи: если повезет, братца еще не увезли на работу.
— Так что ты обязуешься делать ежедневно? — переспросила она, но Турецкому опять повезло: ей ответили.
— Доброе утро, Михаила Константиновича, пожалуйста. Да. Ближайшая родственница. Турецкая Ирина Генриховна. Хорошо. Жду. Конечно. — Ожидая, пока к телефону подойдет ясновельможный троюродный братец, она испытующе всматривалась в Турецкого, а он усердно отводил глаза, лихорадочно соображая, что же ей пообещать.
— Миша? Привет. Да, все нормально. Замечательно. Спасибо, все здоровы. Нет, ничего не случилось, просто мой Александр желает использовать тебя в своих корыстных целях, но с ним как раз сегодня случился приступ скромности. Да. И меня он использует как таран. Да. Даю. — Она подала трубку мужу: — Только быстро, он опаздывает.
— Здравствуйте. Да. Маленькая просьба. Я веду дело Невзорова. Слышали? Тем лучше, не надо долго рассказывать. У этого Невзорова фээсбэшное прошлое, но ни к каким документам из этого периода мне никак не удается добраться. Может, по вашим каналам? Дело все-таки на контроле у Президента… Да. Был бы крайне обязан. Заранее благодарен. До свидания. — Он положил трубку. — Ф-фух! Обещались помочь. Поелику будя такая возможность. Большой Человек!
— Турецкий, в тебе умирает лизоблюд и жополиз!
— Молчи, женщина, я сам себе противен. Пойдем, что ли, досыпать?..
— Полдевятого. Тебе на работу не надо?
— Братец твой за меня работает.
Турецкий честно исполнил свой супружеский долг и, пока Ирина пребывала в грезах блаженства, быстренько ускакал на работу, так и не сказав, на какие жертвы он готов идти ежедневно вплоть до самой могилы. Не выполнять обещания нечестно и некрасиво, потому лучше их и не давать.
…Фроловский позвонил вечером и, практически извиняясь, сообщил, что у него тоже ничего не вышло. Людей, непосредственно контактировавших по службе с Невзоровым, в ФСБ не осталось, а без них старые документы никому ничего не скажут.