проспекта о путешествиях, – она никак не могла заставить себя заняться проявлением снимков, делом несложным, не требующим большой сообразительности. Не говоря уж о том, чтобы вплотную приступить к поискам Льюиса.

Энни понимала, что, закончив работу над этой книгой, распрощается с Льюисом, а ей этого очень не хотелось, поскольку, несмотря на все разговоры о поисках правды и восстановлении истины, ее интерес к Льюису был в основном корыстным. И она прекрасно понимала почему. В жизни Энни все было преходящим. Она постоянно переезжала с места на место, быстро знакомилась с людьми и так же быстро с ними расставалась. Но в последние десять лет она чувствовала искреннюю привязанность и любовь к Льюису, его матери и его невесте Эмили. Эти чувства помогали ей заполнить царившую в ее душе пустоту, которую до настоящего времени невозможно было заполнить ничем.

Но вот сейчас...

Внезапно на глаза Энни навернулись слезы.

– Дура! – выругала она себя, но это не помогло.

В этот момент снизу, несмотря на закрытую дверь и два лестничных пролета, до нее донеслись громкие голоса, низкий мужской и истошный женский. Энни так и подмывало спуститься вниз, однако она себя пересилила.

Ее эти разборки не касаются, кроме того, Рику вряд ли интересно знать, какого она мнения о его дочери. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что взбрыкивания Хизер вызваны в основном тем, что она до сих пор переживает из-за разрыва, произошедшего между ее родителями много лет назад.

Внезапно на лестнице послышались торопливые шаги, и Энни поняла: сражение переместилось к ее двери. Поспешно приколов к веревке последний снимок, она перешла из темной комнаты в свою.

Спустя секунду в комнату ворвалась Хизер и с размаху приземлилась на кровать, прямо на желтое ворсистое покрывало.

– Ой! – взвизгнула Энни, а потом сделала то, чего от нее, собственно, и ждала Хизер, то есть спросила: – Что случилось?

– Он меня ненавидит! Он не хочет видеть меня у себя в доме!

– Полагаю, «он» – это твой отец?

– Он даже выслушать меня не желает! Ничего мне не разрешает и...

– Хизер! А ну-ка сейчас же спускайся вниз! Нечего надоедать Энни всякой чепухой!

– Все в порядке, Рик! – крикнула Энни, услышав, как под ногами Рика скрипнула первая ступенька. – Можешь не подниматься. Хизер мне нисколько не мешает. Мы с ней немного поболтаем.

– Пять минут, – бросил Рик, помолчав секунду. – А потом пусть спускается.

Энни повернулась к Хизер. Та сидела, гордо вскинув голову. В голубых глазах блестели злые слезы.

– Фюрер отдал приказ, – съязвила она.

Не обращая внимания на ее тон, Энни спросила:

– Чем он тебя так расстроил?

– Не разрешил моим подружкам остаться на ночь. Говорит, у него слишком много работы. Все работа, работа, работа! А на меня у него ни минуты нет! Неудивительно, что мама от него сбежала. Даже Оуэн находит для меня время. Я ему так и сказала!

«О Господи! « – ужаснулась Энни.

Она уселась на кровать рядом с девочкой.

– А ты спросила у отца заранее, можно ли твоим подружкам остаться на ночь?

– Нет, но какое это имеет значение? Нам же в школу завтра не идти. Мы не хотим возвращаться домой. Мы хотим остаться. Я не буду ему мешать. – Хизер умоляюще взглянула на Энни. – Может, вы с ним поговорите?

Только этого ей не хватало!

– Хизер, постарайся встать на место своего отца. Четверо посторонних девчонок, свалившихся невесть откуда ему на голову, наверняка будут ему мешать, хотя ты и обещаешь, что вы будете вести себя тихо, как мышки.

– Я хотела, чтобы он покатал нас на грузовике с сеном, как катал меня, когда я была маленькая, а он сказал, что у него нет времени. – Из глаз Хизер брызнули слезы. – Отлично! Если он не желает меня видеть, я больше к нему никогда не приеду!

– Ну что ты, он хочет тебя видеть.

– Нет, не хочет, и никогда не хотел. Он был вынужден жениться на маме. Вы об этом знаете?

– Знаю. – Энни ласково стиснула Хизер руку. – Твой отец любит тебя, но ты своими претензиями мешаешь ему это показать. Тебе повезло. Хотела бы я иметь отца, с которым вот так могла бы спорить и ссориться. Хизер изумленно уставилась на нее:

– А вы что, сирота?

– Не совсем. Я из тех детей, которых посадили на шею государству.

Энни произнесла последние слова деловым тоном, как ни в чем не бывало, однако душа ее привычно заныла. Как могла мать отказаться от собственного ребенка? Может быть, она посчитала ее слишком тупой или уродливой? Или слишком писклявой? Кто был ее отцом? Почему он тоже от нее отказался?

– Вот это да! – воскликнула Хизер, по-прежнему глядя на Энни широко раскрытыми глазами. – И вы жили в сиротском приюте?