— Где я? Черт! Что со мной? Что это за место? Я что, обожрался грибов? Но когда? Почему я

ничего не помню?

— Что, брат, совсем ничего?

Эгор почувствовал, как подступили слезы.

— Я ждал Кити у метро. Потом помню антиэмо, я вроде полез драться.

— Да, чувак, навалял ты им по полной программе. Прямо Джекичян — самый сильный из

армян!

— Из армян? Джеки Чан?

— Это я шучу, Эгор. Я же клоун. Я создан на радость людям, как Буратино. Знаешь про такого

деревянного маньяка?

— Ты меня сбиваешь, я почти вспомнил. Я видел Кити, она бежала ко мне…

— С толстой сумкой на ремне. Это он, нет, это… ой! Ленинградский эмо-бой?!

— Зачем ты несешь эту чушь?

— Для всеобщего блага, чувак. Пойми, тебя убили, ты попал в другой мир, другую

реальность, здесь вещи нематериальны, он звонкий и тонкий, здесь обитатели питаются эмоциями,

которые попадают к ним из реального мира. И наоборот, материализованные чувства и эмоции

питаются местными обитателями. Понятно?

— Меня убили?

— Да, блин. Тормоз хренов, тебя убили. То есть не тебя, а того, кем ты был раньше. Там, в

Реале. Въехал?

— Так что, я в аду?

— Нет. В «Доме-два». Сейчас придет Собчак и утешит твое щуплое тельце. Ты в эмо-мире,

брат, или в эмо-королевстве. В самом настоящем. Местные обитатели, с коими тебе еще предстоит

познакомиться, так его и называют — Эмомир.

— Я, наверное, просто сильно ударился головой и у меня такие дурацкие глюки. Или я в

больнице и мне вкололи какой-то безумный наркоз. Или я просто сплю.

— Или — это передача «Розыгрыш», и сейчас из-за кустов твоих сомнений, а ты, я надеюсь,

видишь, сколько их появилось между нами за последние три минуты, выскочит радостная Кити:

«Егор, прости, я тебя разыграла!»

— Кити! — Эгор схватился за голову и тут же отдернул руки: голова была чужой и

непривычной, по спине уже знакомо побежала змейка.

— Эгор, прости. Наверное, начать надо было с этого. — Клоун засунул руку в бездонный

карман своих безразмерных брюк и извлек на тусклый свет зеркало в красивой патинированной

готической оправе. Растянув его руками, словно стекло с амальгамой было консистенции

жевательной резинки, он перешагнул через кусты сомнений, раздавив при этом пару сороконожек

отвращения, и приставил зеркало к огромному шампиньону удивления, выросшему прямо перед

Эгором.

В зеркале отражался испуганный карикатурный эмо-бой. Похожие картинки Егор много раз

видел в Интернете, но этот малый стоял живой и в ужасе смотрел на него. Клоун, стоявший рядом,

перехватил очередную змею, гораздо больших размеров, чем предыдущая, и старательно колотил ее

головой о землю. Эгор поднял руку и молча показал на урода в зеркале, собираясь задать клоуну

вопрос. Карикатура сделала то же самое, а клоун, плотоядно улыбаясь, молча кивнул, продолжая

махать змеей. Эгор шумно выдохнул и скрепя сердце начал скрупулезно изучать свой новый облик.

Уровень его сопротивления бреду уже давно зашкаливал от нереальности происходящего и теперь

перешел в новое качество: он постепенно стал смиряться с ощущениями, появилось даже некоторое

любопытство. Итак, перед ним в зеркале стоял худой, высокий юноша, с бледным лицом, слева

наполовину закрытым иссиня-черной челкой. На открытой половине лица сиял страданием и болью

синий глаз, густо обведенный чем-то черным. Губы тоже были цвета черной запекшейся крови, а

нос — крылат ноздрями и заострен, как у покойника. В нижней губе и левой ноздре красовались

толстые стальные кольца. Тыльные стороны ладоней украшали странные татуировки.

Приглядевшись, Эгор понял, что это половинки разбитого сердца с неровными краями разлома.

Эгор поднял тонкими музыкальными пальцами хрупкой руки тяжелую челку и замер. Лучше бы он

этого не делал — под волосами пряталась сгоревшая часть лица с пустой черной глазницей.

«Бедный, бедный Егор Трушин — ничего от тебя не осталось», — подумал Эгор и продолжил

осмотр. Одет он был в какой-то стариковский джемпер в ромбик с большим треугольным вырезом,

под которым красовалась футболка «Меtallica». «Ну, хоть „Metallica'», — нелепо обрадовался Эгор.

Джинсы на тощей заднице держались благодаря широкому, проклепанному металлическими

сердцами ремню с огромной пряжкой в виде черепа-имбецила — трехзубого, без нижней челюсти,

зато с двумя перекрещенными берцовыми костями. Такой же череп в виде перстня красовался на

среднем пальце правой руки. Ногти на руках оказались черными, длинными и острыми. На плече

висела увесистая сумка-почтальонка. Заныло сердце. Эгор, не ожидая подвоха, положил ладонь на

грудь и ощутил непонятную и неприятную пустоту. Он задрал джемпер и футболку и увидел в

зеркале зияющую черную дыру. Хмыкнув и ничему уже не удивляясь, он опустил одежду и

посмотрел на клоуна. Тот поднял узкие плечи и, как бы извиняясь, развел руками. Жевать он не

переставал — изо рта у него торчал змеиный хвост. Тут Эгор расплакался, как настоящий эмо-

бой, — громко, горько и от души, но каким-то чудом смог быстро взять себя в руки. Если кто-то

наверху захотел над ним посмеяться, то у него это вышло на славу. Эгор с неожиданной для тощих

рук легкостью схватил зеркало, поднял его над головой и шандарахнул оземь. С чистым

хрустальным звоном оно разлетелось на осколки, которые тут же превратились в черных злобных

крыс, с противным писком убежавших в туман. Эгор вопросительно взглянул на клоуна.

— Гнев, — сказал тот с набитой грибами и змеятиной пастью. — Я даже сказал бы, праведный

гнев.

— И что со всем этим делать? Я не хочу такой жизни, этого мира, этого мерзкого тела.

Неужели кому-то мало того, что меня убили? За что мне этот суперприз? За то, что я заступился за

этих жалких чмошников? За это?

— Брат, остынь, в конце концов, ты жив. Наслаждайся. Когда ты родился в первый раз, ты

тоже не просил об этом, и тот мир, прямо скажем, совсем не идеален.

— Меня устраивал! Мне было всего восемнадцать, черт побери! Я даже не успел переспать с

Кити.

— Бедняга. Я в том мире вообще ничего не успел, поэтому надеюсь повеселиться здесь.

— Так ты тоже не абориген?

— Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что я все знаю про этот дивный ми

— И давно ты здесь?

— Понятия не имею. Видишь ли, время тут еще более относительно, чем в Реале. Оно то