то образумить избивающих, виснет у одного из них на руке. Но волки уже учуяли запах крови, и
через секунду эта женщина лежит спиной на асфальте. Егор видит это уже на бегу, боковым
зрением, он торпедой врезается в кучку хулиганов и несколькими ударами укладывает троих,
причем у одного из упавших на секунду слетает повязка с лица, и Егор видит его перекошенную от
боли и страха физиономию. Он отвлекается и получает в глаз. Боль, искры. Егор кричит. Он
страшен, он прекрасен. Бойцы орут на него:
— Ты что, дурак? Это ж эмо-чмошники! Мы же им вкус к жизни прививаем!
Недобитый эмо-бой в сеточке вскакивает, как резвый козлик, и вцепляется в горло одному из
мучителей. Теперь перед Егором всего два противника: маленький и крепкий в бандане,
закрывающей низ лица, и раскрасневшийся блондин в футболке «СССР», с умными холодными
глазами, под которыми повязана арафатка.
— Да кто вы такие? — хрипло кричит Егор.
— Не твое дело, — резко отвечает блондин. А крепыш добавляет:
— Проваливай.
— Ну уж нет.
Егор бьет крепыша ногой в грудь, но тот юрко уворачивается. Зато прямой правый Егора
сбивает блондина с ног. Из сломанного носа на асфальт капает кровь. Блондин всхлипывает:
— Сука, ты покойник.
— Эй, заканчивайте, — кричат из толпы, но снимать не прекращают и близко не подходят.
Егор оборачивается на пронзительный крик и видит, как сквозь толпу к нему бежит Кити,
размахивая над головой сумкой-почтальонкой. Он видит краем глаза, как к блондину подбегает
девушка и сует ему в руку пульверизатор и зажигалку. Егор оборачивается и получает в лицо струю
огня. Он слышит свою боль, слышит, как горят кожа его лица, волосы и захлопнувшиеся веки, и не
слышит своего предсмертного крика. Горло Егора исторгает настоящий эмо-скрим — рык,
переходящий в ультразвук, от которого лопаются резонирующие перепонки и по телу бегут цунами
страха. Мир взрывается огненным шаром.
Тренированное доброе сердце спортсмена, которому не страшны любые физические нагрузки,
не вынесло боли и страха и разорвалось. Юноша с головой-факелом упал на колени и умер.
Наступила полная тишина. Толпа завороженно молчала и смотрела на место, где только что шла
драка, а теперь лежало мертвое тело, над которым рыдала несчастная Кити.
— Вот они, не дайте им уйти! — проснулся кто-то.
И правда, за круглую станцию метро улепетывала стайка разноцветных агрессоров. Человек
двадцать из толпы сорвались в погоню, но поздно — юных террористов след простыл.
— Ой, горе-то какое, — сокрушенно шептала женщина, поучаствовавшая в побоище. —
Убили мальчика, ни за что убили.
Она заглянула в глаза Кити, которая стояла на коленях рядом с Егором и уже не рыдала, а чуть
слышно по-бабьи выла, покачиваясь из стороны в сторону. Женщина в ужасе отшатнулась — в
зрачках Кити кружился и хохотал отвратительный красный клоун.
ГЛАВА 3
Познакомься с Эмобоем
Клоун смотрел прямо на Егора. Его лицо нависло так близко, что стало видно каждую
раскрытую пору-нору на красном носу. Егора поразило, что нос — огромный алый нос
невозможного для человека размера — был настоящим, а не приделанным. А рядом — красные
жирные дряблые щеки, маленькие любопытные лиловые глазки, густо подведенные черным, и
огромный оранжевый рот до ушей-вареников. «Какой кошмар! — подумал Егор. — Ненавижу
клоунов. Нужно просто ущипнуть себя и проснуться». Но ничего не получилось. То ли щека
онемела, то ли он продолжал спать. «Крепкий утренний сон», — подумал он, закрыл и опять
открыл глаза, вернее, один глаз, второй почему-то не открывался. Клоун не исчез, просто отошел и
стоял теперь метрах в трех от Егора. Круглый, как бочонок, в дурацком полосатом красно-белом
трико и красном жилете, он нервно пристукивал по земле красными же великанскими башмаками.
На голове у него пионерским костром развевалась огненно-рыжая шевелюра.
— Пора вставать, герой! Светлеет уж восток, и я проголодался. Люблю повеселиться,
особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять.
Егор ничего не чувствовал и не помнил. Он сидел на улице, привалившись спиной к грязно-
розовой стене. Было довольно светло, хотя на небе солнца не видать и все, что находилось дальше
десяти шагов, утопало в густом розоватом утреннем тумане.
— Где я? Где Кити?
— Ха-ха! А почему не «кто я»?
— Кто ты?
— Нет — кто ты?
— Что за бред? Я — Егор Трушин.
— Его-о-ор?! Нет, братец, ты точно не Егор. Тот парень уже часов шесть как в морге. Его ты
альтер эго! Тебя зовут Эгор. Врубон?
Егор решил не отвечать безумному уроду, встать и уйти. Надо добраться до дома, поспать, а
утром он все вспомнит и во всем разберется. Он резко поднялся на ноги… Кошмар продолжался.
Во-первых, он не узнавал своего тела, своего любимого, могучего, послушного тела пловца. Ему
показалось, что он весь ссохся, как рыбий скелетик, или что его засунули в бутылку с тонким
горлышком. Егор в ужасе снова сел на землю и уставился на свои тонюсенькие дистрофичные
ножки, обтянутые черными джинсами, которые заканчивались розово-черными кедами. По спине
побежали холодные ручейки, слившиеся воедино и воплотившиеся в толстую ледяную змею ужаса,
которая отделилась от Егора и, мерзко шипя, зигзагообразными движениями попыталась уползти в
розовый туман, но была немедленно настигнута клоуном, удивительно проворным для своей
комплекции. Он в два прыжка догнал ее, поднял над головой, крепко зажав capдельками пальцев, и
откусил плоскую треугольную голову. Затем победно хохотнул и втянул с противным пылесосным
звуком в свою оранжевую пасть полумертвое тело змеи, как какую-нибудь макаронину. После чего
громко рыгнул, довольно похлопал себя по толстому животу и сказал:
— Спасибо, брат! Вот я и позавтракал. А вот это уже лишнее, десерта я не заказывал.
Он махнул рукой в направлении Егора, который, остолбенев, смотрел на сороконожек,
разбегавшихся от него в разные стороны.
— Эгор, можно я буду тебя так называть? Для простоты. Судя по здоровенным грибам,
которые только что выросли рядом с тобой, тебя, похоже, все удивляет. Постарайся понять и
поверить в то, что я тебе сейчас скажу. Эти сороконожки — твое отвращение, змеи — страх, а
грибы — удивление. Кстати, можешь их съесть, они вполне съедобные.
Эгор, а именно так, наверное, стоило теперь называть то существо, в которое превратился
Егор Трушин, был ошеломлен, сбит с толку, введен в ступор, его мозг застыл в ожидании
объяснений. Наконец он выдавил из себя: