ладонь, и благодаря этому Тэа могла дышать размеренно и спокойно. Она думала, что если сон смоет ее с самолета в океан, эта рука вытащит обратно – сам Алекс был слишком далеко.
Вот он снова что-то спрашивает. Она слышит голос, но не разбирает слов. На нее накатывает привычная сонливость. Это больше похоже на лихорадку – на медленную лихорадку, вместо жара отдающуюся в костях едва теплым свинцом. Тэа пытается пошевелить пальцами в Алексовой ладони, но они не слушаются. Бесплотная нить, тянущаяся от нее в пустоту, начинает плавно дрожать. Сны с каждым разом становятся всё гуще...
...По окну барабанит дождь. В комнате темно. Тэа лежит на кушетке, завернувшись в одеяло, и следит за сумбурными каплями. В них отражаются искорки от окон напротив. Тим тоже не спит. Кроме дождя и кленов ничего не слышно. Город далеко, Фэй носится по округе, несмотря на ливень – ночь есть ночь. Она представила его белую морду с намокшими ушами и ей захотелось вслед за ним.
В детстве она мечтала быть Серым Волком, который спасает заблудившихся девочек. И съедает охотников.
Свет в окнах брата погас и почти тотчас загорелся в кабинете отца. Затем кто-то опустил жалюзи – похоже, они опять будут работать до утра. За завтраком ее встретят три постных физиономии: отец будет молча пить кофе с имбирем, Тим – клевать носом, а Фэй – сушиться, положив голову на ее левую ступню. Потом все разъедутся по делам, бросят ее и Фэя – они останутся бродить по лесу и болоту, за которым медленно зарастают развалины старого дома. Их старого дома, всё еще покрытого копотью с южной стороны.
«Когда-нибудь посажу там цветы.
Дождь утих. Тэа пытается вспомнить, когда была эта ночь. Когда она так медленно засыпала, завернувшись в мамино одеяло... Нет, не выходит.
«Я сплю. Лечу в самолете и сплю. Всё прошло».
В комнате раздается глубокий вздох. Такой серьезный и тоскливый, что Тэа немедленно садится на кровати. В двух шагах от нее стоит маленький Фэй – еще совсем щенок – и непонятно, как такой вздох поместился в этом толстолапом шаре. Рядом лежит письмо. Она узнает его: плотный конверт, написанные от руки буквы. Но Фэй хватает послание и неуклюже убегает через окно.
...У окна нет рамы, вокруг жухлые листья и каменное крошево. Остов кровати изъеден древоточцем, на оголенных плитах следы копоти. Кто-то стоит у соседнего окна.
– Алесь?
Силуэт оборачивается. Она различает за темнотой улыбку.
– Аль!
Кидается к ней. Чувствует тепло худеньких плеч и смех, который, как всегда, дрожит в глубине тела. Почти детские руки крепко обнимают в ответ.
– Аль...
Луна светит на них сквозь решетку перепутанных ветвей.
– Опять ревешь? Плакса ты, Тэйка.
– Я так давно тебя не видела.
– Глупости. Какой осел разрешил тебе шататься ночью?
– А? Нет... Я сама.
– Не бойся. Я побуду немного. Даже если твой ослобрат опять заявит, что я тебя порчу.
– Аль... Знаешь, я бы так хотела... вернуться.
Алеся отстраняется, заглядывает ей в лицо. – Я тоже.
Они смотрят друг другу в глаза.
– Ты обязательно вернешься, Аль. Обязательно, – голос Тэа дрожит. Алеся кивает. – Жалко только, что я не смогу вернуть всего.
– Ты вернешь. Так или иначе.
– Но я не хочу иначе...
Она опускается на пол и зарывается лицом в колени. Слезы душат слова. Алеся садится рядом, медленно гладит ее по волосам.
«Каждый надеется, что его счастье зависит только от него. Так и есть. Но счастье подвижно и неоднородно. Иногда