довелось повидать множество существ – некоторые из них тоже казались людьми, но он знал, что где-то под чудной личиной по-прежнему таится их истинная суть. А за этим девичьим лицом – лишь вереница случайных картинок. Калейдоскоп. Поворот по оси, пестрые осколки хаотично преломляют узор, кто-то появляется... Короткий лечебный сон – он не живет, не умирает и ничего не оставит после себя. Кроме обрывочных воспоминаний у застывших в стороне наблюдателей. Эта мысль не давала покоя. Так ли необходимо сну есть яблоки и смеяться над дурацкими шутками Дэна Байронса?
Любовь, привязанность? Он не хотел обдумывать чувства, как военный план – расставляя стрелков по периметру осажденной башни, в которой ему придется просидеть до конца своих дней. Он лишь хотел иметь точку приложения для этих чувств – реальную точку, настоящий смех. Если Тэа ОС, то она – весь мир. Он не может любить весь мир так же, как любит Джулию. И Райн не сможет. Здесь даже нет простора для воображения или самообмана. Всё – это ничего.
Дэн сложил руки в замок, закрыл глаза, чувствуя, что ему сейчас бутылочный осколок проглотить приятнее, чем сосредоточиться для работы. После стычки с барьером силы были на исходе. Но на Тэа впервые за всю историю их знакомства не было ее легендарной защиты, и он почти с мазохистской радостью начал зачитывать «Крыло».
* * *
Первое, что увидел Алекс, проснувшись, – это размешанные светом облака. Он лежал на боку, согнутый в три погибели, и безучастно пялился в окно. Плавая в утреннем мареве, над кроватью с лихим видом стоял Дэн Байронс.
– Райн, тебе надо пить. Держи. – Он протянул ему высокий бокал. Алекс механически сглотнул и обнаружил, что язык прилип к нёбу. – У тебя обезвоживание, мы слишком поздно заметили. Проспали, если честно.
Алекс попытался сесть. В памяти с трудом складывались странные картинки. – Слушай, Дэн... – Он поднял на Байронса глаза и впервые ясно разглядел его лицо. Стакан больно клацнул о зубы.
– Нечего на меня смотреть, как поруганная барышня, – проворчал тот в ответ, пародируя Тэйси. – Скажи спасибо своему Колодцу.
– Ты выглядишь, как труп. Причем...
– Без подробностей.
– Прости, не хотел себя пугать. – Алекс залпом допил до кривоты кислое варево. – Что со мной было?
Дэн приподнял брови. Затем негромко рассмеялся: – Интуитивщик хренов! – Кивнул, указывая куда-то вбок.
Алекс повернул голову.
За его спиной, привычно свернувшись в клубок, спала Тэа, укутанная в три одеяла. Почти минуту он не мог вымолвить ни слова.
– Ты ее вытащил – не без помощи Ростова. Откуда, правда, неясно.
Алекс до боли сдавил переносицу: – Да... Наверное, это был Ростов.
– И как он?
– Шерстист. Прости, я что-то плохо соображаю.
– Она – не ОС.
Алекс медленно улыбнулся.
– Но я обнаружил еще кое-что, чего не ожидал. Хотя мог бы.
– А прямо сказать нельзя?
– Она из Семьи Нарагона.
– Из тюремщиков? Тогда почему они скрыли это, почему не помогали ей? И как ты догадался?
– Если бы кое-кто соизволил присоединиться к Кланам, то знал бы. Но это не секрет. Когда маг становится частью Семьи, ему наносят... как бы поточнее сказать... энергетическую татуировку. Ее не видно простым взглядом или заклинанием. Каждая уникальна, но в центре всегда базовый узор Семьи, а их знают все. Во время некоторых операций рисунки делают видимыми, чтобы проще было опознавать и координироваться. Основное же их предназначение – поддерживать единую связь в экстренных случаях, а еще выслеживать магов, ставших «неправедниками».
– Но Тэа пыталась стать «неправедником»...
– За нее поручился Второй
