Владимир Владимирович Климович родился в 1909 году в Москве. После окончания десятилетки трудовой путь начал на заводе «Серп и молот». Работал на строительстве первой линии Московского метро. В 1931 году вступил в партию и был направлен в органы НКВД. В 1934 году женился на своей однокласснице Екатерине Цинговатовой (1911–2001) — сотруднице заводской многотиражки, позднее — редакторе Гослитиздата. Ее биография необычна. Дочь политкаторжанина Иосифа Алексеевича Цинговатова, известного деятеля эсеровской партии и его единомышленницы Варвары Сердобовой, родилась в 1911 году во Франции, где ее родители, бежавшие с царской каторги, находились в эмиграции. В советское время ее отец был ответственным работником Центросоюза. В 1937 году его репрессировали. Он был осужден на 10 лет и умер в лагере в 1941 году на Дальнем Востоке. Вслед за ним арестовали и Владимира. В отличие от тестя ему повезло — через два года с него сняли все обвинения и освободили. Возвращаться в органы он, однако, не захотел и устроился работать водителем в московское автохозяйство.

В апреле 1941 года его призвали в армию и направили в часть, которая дислоцировалась в недавно присоединенной к СССР Латвии. В Москве у Владимира остались жена и двое сыновей Владимир 1935 года рождения и Илья, появившийся на свет в 1940 году. После отъезда мужа и отца в армию семья его больше не видела. До самой гибели Владимира в феврале 1943 года их соединяла только переписка. Поскольку с началом войны Екатерина с детьми сразу оказалась в эвакуации в поселке Цибикнур в Мари Эл, они несколько месяцев не имели вестей друг о друге, пока, наконец, их письма, пройдя извилистыми фронтовыми дорогами, не нашли своих адресатов. Сохранилось 168 писем, полученных в Москве и далеком Цибикнуре, в период с мая 1941 по февраль 1943 гг. Здесь приводятся те из них, которые Екатерина Иосифовна отобрала для публикации перед своей смертью.

22 июня 1941 года рядовой Владимир Климович встретил в отдельной роте специального назначения 188 стрелковой дивизии. Потом было ранение, госпиталь, учеба, назначение заместителем командира роты 1262 стрелкового полка 380 стрелковой дивизии, которая действовала в составе Калининского и Северо- Западного фронтов.

В письмах не найти рассказа о том, где дислоцируется его часть и какие задачи она выполняет. Есть отдельные боевые эпизоды и впечатления Владимира. По некоторым намекам, а также штампам гражданских почтовых отделений можно судить, что его служба проходила в болотистых лесах Псковской, Калининской и Новгородской областей. Ни в одном из писем нет «черных меток» военных цензоров. Они полностью соответствуют жестким требованиям к переписке военного времени. Хотя автор и допускает иносказательные замечания в адрес «недреманного государева ока» и его служителей, критически отзывается о разного рода «накипи», появившейся в тылу и на фронте, это не привлекает внимание цензоров. В письмах есть вставки, написанные крупными печатными буквами. Они адресованы старшему сыну Владимиру (1935–1992) — впоследствии музыканту, писателю-юмористу. Упоминается и младший сын Илья (Илюхей) 1940 года рождения. Он стал инженером-приборостроителем, в настоящее время пенсионер. Живет в Москве.

Попытки уже в наше время отыскать точные сведения о дислокации 1262 стрелкового полка в феврале 1943 г. и месте захоронения лейтенанта Климовича не принесли результатов.

Владимир Владимирович Климович

Милая Катя! Письмо от 16.06 получил вчера. Пишу сидя на собрании, урывками. В комнате душно, спать хочется. Очень жаль, что вам пришлось так помучиться с переездом на дачу. Все ли вещи взяли и в целости ли довезли? Устроились ли вы с дровами, керосином, продуктами? Что за новая домработница — надолго ли она? 0чень хочется повидать ребят. Не представляю, какие сейчас они. Как чувствуют себя на даче — особенно Илюхей. Когда у тебя отпуск? Когда каникулы (будут ли они вообще). Сколько получили денег? Словом, всё подробно опишите. Несколько дней тому назад у нас наладилась погода. Думаю, и у вас теперь тепло и о дровах особенно заботиться не приходится. Денег для поездки в Либаву достать не смог. Поэтому свободного времени в городе было много. Море, наконец, я не только увидел, но и услышал. На самом берегу прекрасный парк, вековые деревья, масса цветов, цветущий кустарник. Описать все сейчас трудно, я переполнен увиденным. Жизнь моя идет по — старому. Стараюсь не пропустить ни одного сообщения о раскопках гробницы Тимура. Газеты к нам приходят на третий — четвертый день. По сравнению с Дальним Востоком — свежие, теплые. Завтра выходного дня у нас не будет, но я постараюсь написать вам. На какой адрес теперь удобней писать? Тетушка что-то молчит давно. Ожидаю письмо и от нее. Володя меня, наверное, забыл. Сколько я прошу — он не отвечает. (Далее текст написан крупными печатными буквами). ВОЛОДЯ, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ПИСАТЬ. ИЛИ ЕЩЕ НЕ НАУЧИЛСЯ? ЧИТАТЬ ТЫ ДОЛЖЕН ВЫУЧИТЬСЯ К МОЕМУ ПРИЕЗДУ ОБЯЗАТЕЛЬНО. Всех крепко целую. В.

Час тому назад приехали в Ригу. Куда дальше неизвестно. Послал Вам 22 и 24 июня письма. Первое из Либавы, из лагеря, второе из Елгавы (б. Митава), но не знаю дойдут ли. Поэтому повторяю. Обо мне не беспокойтесь. Я в полной безопасности. От настоящей опасности ушли 22 июня. Возможно, от меня долго не будет известий — это не значит ничего плохого. Наша часть непосредственного участия в боевых действиях принимать не будет, так что я в равном положении с вами. Мой чемоданчик — там было белье, бритвенные принадлежности, а главное бумага, конверты — пропал. Жалею больше всего о конвертах. Как только дадут номер почтового ящика сообщу свой адрес. Жив, здоров. Крепко целую всех. Берегите ребят. Привет всем. В.

Второй день стоим в одном маленьком латвийском городке. К вечеру, а может быть раньше, едем дальше. Открытку эту опущу там, где буду уверен, что дойдет. Сейчас у меня остается один конверт с маркой и два — без марок. Поэтому (до приобретения) писать буду реже. Не обижайтесь, если мои письма будут отвлечённые. Наша жизнь сейчас, конечно, богаче событиями, нежели раньше, но писать опять-таки придется о пустяках. Основное это чтоб вы знали, что я жив, здоров. Это четвертая моя весть о себе. Первая была из лагеря, вторая из Елгавы (Митавы) третья из Риги, а четвертая — еще не знаю откуда. Скорее всего, из Эстонии. Беспокоит мысль — как вы будете переезжать с дачи, как у вас с продуктами. Что творится сейчас в Москве и, вообще на белом свете не знаю. Связи пока нет. Дня через три узнаем. Собираюсь рано или поздно пить мюнхенское пиво и есть сосиски. А пока, погода испортилась — дождь. Сижу под деревом — в небе кружат непрошенные гости. Сегодня они оставили здесь 5 человек. Ну, пока всего хорошего, хотелось бы иметь вести от вас. Привет всем.

Бомбардирую вас письмами в надежде на ответную — двойную, тройную бомбардировку. Ожидаю сегодня, завтра письмо от вас. Хватаю мертвой хваткой газеты — особенно «Известия» или «Правду». Хочу, знать, как себя чувствует и живет Москва. Стал спокойней себя чувствовать и с меньшим волнением ожидать сообщений о налетах на Москву. Думаю, что вы все живы, здоровы. Видали ли вы фашистского бомбардировщика на площади Свердлова? Я видел фото в газетах. Не может быть, чтобы эти бандиты долетели до центра города. Посылаю доверенность. Хотелось бы сделать так, чтобы деньги присылали на дом. Но куда? Где вы сейчас? Сам жив и здоров. Правда, последние дни чувствовал себя неважно. Гриппозное состояние. Сейчас всё проходит. Дни стоят исключительно жаркие, но ночи холодные. Спать приходится на земле. Всё это пустяки. Как обстоят дела дома, на даче и уборкой урожая там? Вот пока всё. Как получу ответ на все мои письма, напишу большое письмо. Крепко целую вас всех.