вместе и опять в старом гнезде.

Дорогой Володя! Письмо твое получил. Очень рад, что ты умеешь писать. Я знал, что ты хороший мальчик — учишься читать и писать, помогаешь маме и бабушке. Илюхея ты, конечно, любишь и не обижаешь его. Помни, что ты старший брат и единственный настоящий мужчина в доме — глава семьи. Расти скорее большой, чтобы нам вместе бить фашистов. Они сейчас в нескольких десятках метров от нас. Называются они эсэсовцы и очень трусливы. Даже ночью, когда стреляют редко, они пускают ракеты, чтобы в лесу было светлей. Они боятся, что к ним подкрадутся красноармейцы и забросают их гранатами. Живу я в лесу в землянке. Сейчас в лесу снег и холодно. Гитлер к весне обязательно сдохнет и мы ему поможем. У меня под рукой всегда мое автоматическое оружие — оно может выстрелить 71 раз с одной зарядки, а еще есть гранаты. Для того, чтобы вырасти скорей надо: 1. Больше есть, съедать все, что приготовили. 2. Ложиться во время спать и сразу засыпать. 3. Спать после обеда. 4. Не брать в рот пальцев и других вещей. 5. Одеваться теплей, не промачивать ног, не сосать снег. 6. Слушаться маму и бабушку. Будешь все это делать — скоро вырастешь, и тогда будем вместе бить фашистов.

Поздравляю вас с праздником и желаю, чтобы следующий, мы встретили все вместе в Москве. Я перед вами в долгу. Не писал долго. Впредь обязуюсь писать регулярно. Благо бумага есть, конверты тоже. Тетушка пишет, что Демьян 3 октября был на нашей квартире. Там все в порядке. Как будто только вышли. Но прошло уже больше месяца и многое могло произойти. Я жив, здоров, если не считать пары царапин на руке. Самое важное — голова на плечах.

МОЙ МИЛЫЙ МАЛЬЧИК. ТВОЮ ОТКРЫТКУ Я ПОЛУЧИЛ. ОЧЕНЬ РАД И ГОРД, ЧТО У МЕНЯ ТАКОЙ УМНЫЙ И ХОРОШИЙ СЫН. Я ПОКАЗАЛ ПИСЬМО СВОИМ ТОВАРИЩАМ. ОНИ ГОВОРЯТ — ХОРОШИЙ МАЛЬЧИК, НО ИНТЕРЕСНО, КАК ОН ОТНОСИТСЯ К БРАТУ, КАК ПОМОГАЕТ ОН МАМЕ И БАБУШКЕ, УМЕЕТ ЛИ САМ ОДЕВАТЬСЯ, УМЫВАТЬСЯ И УБИРАТЬ СВОЮ ПОСТЕЛЬ? Я СКАЗАЛ ТОВАРИЩАМ, ЧТО ЭТО ОН УМЕЛ ДЕЛАТЬ ЕЩЕ В МОСКВЕ. СКАЖИ, ВОЛОДЯ, ПРАВ ЛИ Я, ИНАЧЕ МНЕ БУДЕТ СТЫДНО ПЕРЕД МОИМИ ТОВАРИЩАМИ. ДОМОЙ Я ПРИЕДУ, КОГДА ПОБЬЕМ ВСЕХ ФАШИСТОВ. СЕЙЧАС Я ЖИВУ В ЗЕМЛЯНКЕ. ВЫРЫЛИ В ЗЕМЛЕ ЯМУ, СДЕЛАЛИ ИЗ БРЕВЕН КРЫШУ И НАСЫПАЛИ НА НЕЕ ЗЕМЛИ. В СТЕНЕ ОТРЫЛИ ПЕЧКУ, ВМЕСТО КРОВАТЕЙ СДЕЛАЛИ НАРЫ, НАКРЫЛИ ИХ ВЕТКАМИ ЕЛКИ, СОЛОМОЙ И СПИМ НА НИХ. ВЧЕРА Я СДЕЛАЛ ПЕЧКУ ИЗ КИРПИЧЕЙ — БУДЕТ ЛУЧШЕ ОБОГРЕВАТЬ ЗЕМЛЯНКУ. ВМЕСТО ВИНТОВКИ У МЕНЯ ППД ИЛИ ПИСТОЛЕТ- ПУЛЕМЕТ ДЕГТЯРЕВА. КРЕПКО ЦЕЛУЮ ТЕБЯ И ИЛЮХЕЯ. ПАПА.

Я жив, здоров и веду такой образ жизни, что мне стыдно перед вами. Забот никаких, сыт, одет, в тепле. Немец, проклятый на приличном расстоянии от меня. Находимся сейчас в обороне. Я при штабе батальона. В настоящее время, если не совсем сменил меч на орало, то во всяком случае, чаще держу в руках карандаш, нежели винтовку. Честное слово, тревожиться за меня вам не стоит. Не пропускаю ни одной строчки, где пишется о Москве. Не будут поганые фрицы топтать ее камни. Еще немного и попрут их из-под Москвы и очень крепко. Хотел бы я быть там.

Сам я жив и здоров, но проклятые царапины на руке никак не заживают. Все это конечно пустяки. На мои открытки не обижайтесь. Недостаток качества хочу перекрыть количеством. Скоро нашему Илюхею два года. Как быстро время идет. Как бы сделать так, чтобы хоть на секунду перенестись к вам и только взглянуть. На всякий случай поздравляю милых мамашу и сына с двухлетней годовщиной. Авось, открытка дойдет к тому времени.

Мне хотелось бы увидеть вас такими, какими оставил вас весной 1941 года. Снился мне Илюхей. Лица не видно, он у меня на руках, такой тоненький, ножки в чулках. Чувствую, у меня даже слезы закапали. Есть ли у него валенки. Можно ли их достать. Сколько они стоят. Ему надо выправить валенки обязательно. Хотел писать больше, но очень болит рука. Вся распухла как колода и ноет. Сейчас пойду по направлению батальонных эскулапов в полковой госпиталь. Если будет трудно писать, попрошу кого-нибудь или нацарапаю левой.

Совсем немного осталось скрипеть 1941 году. Время тянется страшно медленно и я умираю от скуки. Обещают принести нам книги, но их все нет. Потолок в избе, где я нахожусь, оклеен «Нивой» за 1899 год. Прочитал все, вплоть до рекламы. Теперь болит шея. С утра была маленькая встряска — хотели нас эвакуировать подальше в тыл. Собрались, проехали километра два и машина встала. Оживить ее не удалось и обратно возвращались пешком. По дороге срубили маленькую чахлую елочку и будем встречать Новый год на старом месте. Газеты сюда давно уже не приходят и, что творится на белом свете, неизвестно. Завтра буду ругаться, если не принесут ничего из книжек. Что еще добавить к сказанному выше? Чтобы слова не расходились с делом, чтобы последний немецкий оккупант был уничтожен не позднее апреля месяца, в мае нам быть вместе и отпраздновать победу. Всем вам быть бодрыми и здоровыми. Это основное, а все остальное будем создавать вместе. Грустно, конечно, что 42-й год приходится встречать в разных концах Союза и в условиях далеко не праздничных. Но могло быть и хуже. Самочуствие мое хорошее. Рука заживает. Морозы стоят жестокие, но топят хорошо и нам тепло. На улицу выходим только тогда, когда нужно идти на перевязку. Этой операции (очень неприятной) приходится подвергаться через день. А дня два тому назад нашла на меня болезнь, по-английски сплин, по-русски — хандра. Много всякой чепухи в голову лезло и трудно ее вышибить оттуда. Все это конечно от безделья. Крепко, крепко целую вас всех. Еще раз желаю счастья, здоровья. Будем надеяться, что 1943 год будем встречать все вместе, а 1942 будет более счастливым, нежели был 1941. В.

Милых мамашу и сына поздравляю с двухлетней годовщиной! В этот день всеми своими мыслями, сердцем — я с вами как никогда. Как хотелось бы хоть одним глазом взглянуть на вас, хоть несколько минут побыть среди вас! Нахожусь пока всё в том же госпитале, сегодня хотят эвакуировать в другой госпиталь, но вообще остается быть здесь мало. Дело идет на поправку, да и пора. Очень скучно и грустно без ваших писем. В части, видимо, скопилось их много. Пишите мне по старому адресу — напрасно в одном из писем я просил воздержаться от присылки писем. Получаете ли мои? Новый год встретил в постели. С большим аппетитом прочитал о новогодних подарках нашему фронту. Как встретили Новый год вы? Морозы стоят жестокие, доходят до — 35, а я успел привыкнуть, к теплу. Каждый раз, ложась в постель, много думаю о вас, хочу, чтобы снились вы, но, к сожалению, снится всякая дрянь, а не то, что хочется. Хоть сегодня бы исполнилось мое желание! Крепко обнимаю и целую всех, а юбиляров особенно.

Дорогие мои! Меня начинает всё больше тревожить отсутствие известий от вас. Ведь последняя открытка была от 26 ноября, где сообщалось не совсем хорошо о здоровье ребят. Да и вся открытка не дышала особой бодростью. Как теперь там у вас? Скорей бы в часть или хоть бы знать сколько еще буду здесь и сообщить адрес для пересылки писем из полка. Сейчас я нахожусь на новом месте (км в 50 от госпиталя) в так называемом батальоне выздоравливающих. Перевезли сюда 6 числа вечером и не без приключений. Машина закапризничала, часа полтора ее чинили, а потом повезли на встречной обратно, где пересадили на другую. Надо сказать, что здесь далеко не то, что в госпитале, но как говорится не всё коту и пр. Жаль товарища, с которым пришлось расстаться, его повезли дальше в тыл. Я редко схожусь быстро с людьми, а на этот раз было исключение. Он ленинградский инженер — очень культурный и интересный человек. Батальон расквартирован в большой деревне, правильней поселке. Есть гражданское население, главным образом железнодорожники (станция видна из окна дома), почтовое отделение — где купил открыток и, даже военторг. В оном военторге приобрел карандаш с наконечником. Писать бы теперь да писать, но трудно писать, когда от вас ничего не получаешь. Берегите ребят, себя. Крепко целую. Живой, здоровый. В.