Ответа на этот вопрос у него не было.
— Не знаю. Но я сделаю все, чтобы так оно и было. Сделаю!
Салли прижалась к нему, он крепко ее обнял. Слеза скатилась с ее щеки, горячей каплей побежала по его голой груди.
9.40.
Что бы ни говорили про Лу Бендера в Вашингтоне, но надо отдать ему должное: никто не умел действовать решительнее, чем он. Даже сам президент. Через пять минут после окончания пресс- конференции Истмена докладные записки из полицейского управления округа Колумбия находились уже на пути в Белый дом. Министра финансов Ричарда Брукса, по-распоряжению Бендера, срочно разыскали за завтраком в мужском гриль-баре загородного клуба для конгрессменов: с военно-воздушной базы Эндрюс в воздух поднялся личный вертолет президента, а директору загородного клуба было приказано срочно освободить от машин место стоянки. Через десять минут министр уже летел по направлению к южному газону Белого дома. А еще через десять минут, когда Бендер читал полицейский отчет об убийстве Стивена Томополуса, м-р Брукс уже поднимался по ступеням лестницы, ведущей в Овальный кабинет,— в шиповках, клетчатых, зеленых с розовым, штанах и шапочке с помпончиком. И вне себя от ярости.
— Мистер президент, чем могу служить? — спросил он с порога.
Но прежде чем президент ответил, вопрос задал Лу Бендер:
— Какого дьявола секретная служба полезла расследовать дело Мартинеса?
— Не знаю. Мы этим не занимались.
Ответ был настолько категоричным, что разговор на какое-то время прервался. Сэм Бейкер знал Ричарда Брукса целую вечность. Член попечительского совета Гарвардской школы бизнеса, старейшина пресвитерианской церкви и один из лучших теннисистов-любителей старшей возрастной группы, он был человек прямой, честный и решительный.
— Но ведь убит один из твоих людей! — нашелся наконец президент.— Я же сам подписывал письмо с соболезнованиями его родителям.
— Эта формальность не имеет никакого отношения к делу. Он был в отпуске. Подал заявление на следующий день после убийства Мартинеса.
— Тогда какого черта понадобилось соваться в 'Четыре времени года', чтобы ему размозжили там голову? — Бендер открыл папку с докладной из полицейского управления округа.
— Некоторые из наших агентов подрабатывают в свободное время. Частный сыск. Компромат на мужей для бракоразводных дел и кое-что в том же духе.
— И закон позволяет? — поинтересовался Бендер.
— Нет. Но такие вещи практикуются,— ответил Брукс.
— На кого он работал?
— Точно не знаем. У нас есть только одна маленькая зацепка.
— Какая?
— Дома у него обнаружен использованный авиабилет. В Кливленд.
— Кливленд? Вы сказали — Кливленд? — оживился Бендер.
— А как он умер? — спросил президент.
— Скорей всего, сам выстрелил себе под подбородок из своего же револьвера. Следов борьбы не обнаружено.
— Самоубийство?
— Нет. Дверь номера была взломана.
— Он думал, что в его комнате кто-то есть, и вышиб дверь ногой, чтобы застать этого человека врасплох? — предположил Бендер.
— Нет,— ответил Брукс.— На его теле обнаружили щепки. Дверь взломали уже после того, как он застрелился.
— Никаких других зацепок?
— Незадолго до убийства его видели в баре гостиницы с какой-то блондинкой. Вероятно, проституткой.
— Или чьей-нибудь женой,— добавил Бендер.
— Может, и так.
— Значит, вы полагаете, что это было ограбление? — спросил президент.— Или убийство из ревности?
— Лично я в этом убежден. Убийство с целью грабежа или дешевая мелодрама на почве ревности. Что касается вашего вице-президента, то он всегда отличается своим крайним невежеством.— Брукс посмотрел на часы.— Ну что, будем продолжать обсуждать то, что и так ясно? С вашего позволения я бы предпочел поскорей присоединиться к своей четверке партнеров по гольфу, пока они не начали играть по новой.
— Последний вопрос,— обратился к министру Бендер.— Какого рода дела он вел в вашем казначействе?
— Никаких. Он был из СПО.
— СПО?
— Служба президентской охраны.
— Кого же он охранял?
— О, я думал, вы знаете,— заметил Брукс.— Вице-президента!
10.05.
Когда Манкузо вышел из дверей отеля с саквояжем в руках, знакомый таксист уже поджидал его.
— Извини, друг, я немного припозднился. Телевизор смотрел.
— Нет проблем,— успокоил его водитель и швырнул окурок.— Все равно я включил счетчик ровно в половине десятого.
Взяв у Манкузо саквояж, он кинул его в багажник. Садясь в машину, Манкузо краем глаза увидел, что на счетчике набежало восемь долларов девяносто центов.
— Откуда ты знал, что я приду? — поинтересовался он.— Может, я уехал с другим таксистом, да мало ли что.
— Не. Ты ведь итальянец, правильно я грю? — И он ловко вырулил со стоянки в самую гущу машин.
— Н-да. И что?
— А то, что я знал: ты меня не наколешь. Ворон — ворону… правильно я грю? — Водитель натянул белую шапочку.— Гляди, чего написано.
Над самым козырьком было оттиснуто: 'Если ты не итальяшка, ты не дерьмо'.
— Здорово?
— Класс! Ты что, в этой шапочке и в монастырь собираешься? — полюбопытствовал Манкузо.
— Да нет. Монашки эти юмора не секут, правильно я грю?
Когда они приехали, Манкузо снова попросил таксиста ждать и, подойдя к воротам, дернул за шнурок. Он услышал, как где-то в отдалении зазвенел звонок и за стеной раздался, как и прежде, звук медленных, шаркающих, постепенно приближавшихся шагов. Потом маленькое окошко в двери приоткрылось.
— Доброе утро. Я Джо Манкузо. Тот самый, который…
Решетчатое окошко захлопнулось.
— Да погодите вы, черт подери!
Одна половина массивной дубовой двери начала медленно открываться. В глубине, сверкая на него глазами, стояла пожилая монахиня.
— Господи Иисусе! Да я… — Он спохватился, но тут же снова влип.— Вот дерьмо-то… Ой, сестра, извините! Я…— И он сорвал с головы шляпу.
За спиной он услышал смех таксиста. Манкузо обернулся и погрозил ему кулаком. Затем двинулся по дорожке следом за пожилой монахиней. Ему было так стыдно, как бывало только в далеком детстве.