Тот резко обернулся, готовый кому угодно дать отпор, и расплылся в радостной улыбке:
— Ёшка-а-а!.. Ай, джанам! Ай, дорогой Ёшка-а-а-а!..
Забыв, что у него рука в гипсе, Барат раскинул было объятия, но тут же сморщился, бережно опуская раненую руку.
— Вот! Видишь? — Барат, торжествуя, повернулся к начальнику госпиталя. — За мной уже пограничный комендант приехал! А ты не подписываешь!
— Вы что, и в самом деле за ним? — не скрывая удивления, спросил военврач.
— Конечно!.. — не моргнув глазом, соврал Яков... Попробовал бы он сказать, что приехал из-за Нурмамеда Апаса, Барат не простил бы ему до конца жизни.
— Расскажи лучше, — попросил Яков, — как воевал, где тебя ранило?
— Все расскажу, Ёшка. Под Гжатском ранило. Пускай только начальник справку подпишет!
Начальник госпиталя, пожав плечами, подписал Барату справку, тем не менее счел необходимым предупредить Якова:
— Ему еще минимум две недели в гипсе ходить, а потом месяца два восстанавливать двигательные функции. Такие вот прыткие и попадают к нам повторно...
— Слушай, доктор, я домой приехал! Зачем к тебе попадать? Ты теперь давай к нам попадай! Шашлык! Плов! Геок-чай кушать будем!
— А вот возьму и приеду, — едва заметно улыбнувшись, сказал доктор, а Яков подумал: «Не очень-то сейчас плов и шашлык сделаешь. Разве что из черепахи...»
— Конечно, дорогой! Дауган рядом! Любого спроси, где Барат, где Ёшка Кайманов живут! Каждый скажет!..
— Ишь какой счастливый!.. — с некоторой даже завистью проговорил начальник госпиталя. — Светлана Николаевна! — окликнул он проходившую по коридору женщину.
Яков обернулся.
Светлана стояла к нему спиной, в белой косынке, из-под которой выбивались тонкие и пушистые завитки. Она оглянулась, скользнула взглядом по Якову и Барату, едва заметно кивнула обоим, как будто они только что виделись, затем снова повернулась к майору медслужбы.
— Ну как? — спросил у Светланы главврач.
— Уже есть приказ. Отдают здание бывшего санатория.
— Поздравляю... Нас хоть разгрузишь...
— Спасибо, пограничники по старой памяти помогли. Теперь дело за вами.
— Хирурга не дам. У самого только два. Медсестру одну...
— Четырех и одного хирурга. Вам пришлют, а до меня когда еще очередь дойдет...
— Возьмешь фельдшера. Курсы медсестер организуешь на месте. В твой филиал, пока обживешься, будем направлять легкораненых.
— Нужна машина.
— Выделю лошадь. С телегой. Телега новая. Соглашайся, пока не передумал!
— Бери, ханум, лошадь с телегой! — вмешался Барат. — Домой надо! На Дауган надо!
— А вот тебе и водитель гужтранспорта, — кивнув в сторону Барата, заметил майор.
— Это как его начальство решит, — взглянув на Якова, сказала Светлана.
Кайманова удивило и глубоко задело ее безразличие. Яков почувствовал, что должен немедленно объясниться со Светланой.
— Слушай, Барат, иди все оформляй и быстро собирайся. У меня машина, — стараясь не выдать себя, сказал он. — Я один вопрос выясню и приду...
— Ай, Ёшка, знаю я, какой вопрос будешь выяснять... — заметил Барат. — Тут уже и без тебя выясняют!.. Ладно, пойду!..
— Встретимся у входа в парк, — бросил ему вдогонку Яков, немало встревожившись замечанием Барата: «Тут и без тебя выясняют...»
Не прошла мимо его внимания и реплика Светланы: «Спасибо, пограничники по старой памяти помогли». Какие пограничники? Кто?..
Начальник госпиталя ушел, оставив их вдвоем. Яков стоял, как воды в рот набрал. Чем дольше продолжалось молчание, тем труднее ему было говорить.
Только сейчас, вглядевшись в лицо Светланы, он понял, как она устала. Силы ее были на пределе. И говорила она и двигалась будто в полусне.
Светлана повернулась и пошла к ординаторской, Яков двинулся вслед за ней.
— Свет... — прикрывая за собой дверь, позвал он неожиданно охрипшим голосом.
Светлана обернулась, спокойно спросила:
— Вы, наверное, тоже по поводу этого ужасного случая с Апасом?
«Почему «тоже»?» — хотел спросить Яков, но не спросил: его словно ударили по лицу: только сейчас он увидел в ординаторской щеголеватого и подтянутого коменданта Даугана, своего непосредственного начальника капитана Ястребилова.
Несколько секунд все трое молчали.
Кайманов отлично уловил то приподнятое состояние, какое всегда нисходило на Ястребилова в присутствии женщин.
Состояние это среди знававших капитана именовалось «павлиний хвост», за что капитан и получил свою кличку.
Ложно-значительный взгляд светло-голубых холодных глаз Ястребилова, тщательно подкрученные каштановые усики, небрежно-изящная осанка ладно скроенной фигуры, которой удивительно шла военная форма, — все это мгновенно вызвало в Кайманове жгучую ненависть, неодолимое желание осадить Ястребилова так, чтобы слетел с Павлина его фальшивый лоск.
Ястребилов тоже не слишком обрадовался Кайманову, но все же нашелся первым.
— Здравия желаю, Яков Григорьевич, — с выражением «умной ироничности» приветствовал он Кайманова. — Вижу, вы настолько оторопели, что мне приходится приветствовать вас первым.
Яков проглотил подступивший к горлу комок, сдержавшись, промолчал, лишь подумал: «Дешево покупает...»
— Вы, конечно, по поводу несчастного случая с Нурмамедом Апасом, слесарем авторемонтных мастерских? — едва скрывая усмешку, повторил Ястребилов вопрос Светланы.
— Именно по поводу этого несчастного случая, — как можно спокойнее ответил Яков.
Повернувшись к Светлане, глазами умоляя ее не сердиться, что получилась такая нелепая встреча, Яков спросил:
— Мне сказали, Нурмамеда покалечил в кузове машины дизель...
— Умер ваш Нурмамед на операционном столе, — чужим, натянутым голосом ответила Светлана и негромко продолжала: — Все уговаривал хирурга не волноваться. Толковал, что он — фронтовик, одну ногу уже потерял, потому все стерпит... Вы, говорит, не торопитесь, я выдержу, а у самого вместо ноги — лохмотья мышц и сухожилий, тряпок, щебенки, и из этого месива торчат раздробленные белые кости. Ему уж и переливание крови сделали, начали накладывать швы...
Первым побуждением Якова было оградить Светлану от этого ужаса, отвлечь, чтобы стерся в ее глазах страшный, отвратительный образ мучительной и нелепой смерти человека, прошедшего фронт... Но уже в следующую секунду он понял: каждый день и каждый час Светлана видит еще более ужасные вещи, страдания молодых, здоровых людей, которых беспощадно калечит война.
Яков старался не замечать Ястребилова и, не отрываясь, глядел в такое милое, утомленное, бледное лицо Светланы с темными, постепенно оживающими глазами.
— Успел ли Нурмамед что-нибудь сказать о том, как это с ним произошло? — спросил Яков.
— Немногое, — ответила Светлана. — Сначала он ехал в кабине, потом машину остановила женщина с ребенком, и ему пришлось подняться в кузов. Перед железнодорожным переездом шофер резко затормозил, дизель не был закреплен... Все это вы уже знаете...
Говорила Светлана так, будто речь шла о самом обыденном.
— Вот видите, товарищ старший лейтенант, — вмешался Ястребилов, внимательно наблюдавший встречу Якова и Светланы. — Вы и Карахар прозевали и сюда не успели, а ведь все это не мне, вам в