снопы искр, достигая чуть ли не пятого или шестого пульмана. За пульманами, словно торопясь и подталкивая друг друга круглыми черными телами, катились с чугунным гулом нефтеналивные цистерны.

Газик остановился у переезда, дожидаясь, пока пройдет эшелон.

Поезд, отгрохотав на стыках рельсов, обдав запахом разогретой нефти, умчался вдаль. А с той стороны, откуда он пришел, уже слышался перестук колес следующего эшелона.

Миновали переезд, свернули на гравийную дорогу, газик заколыхался на выбоинах. Сквозь шум мотора до слуха донесся пронзительный свист, будто большая стая птиц рассекала крыльями воздух.

Это налетел внезапный порыв ветра, закачал придорожные кусты, зашумел хвоей можжевельника, листвой турунги, осокоря, раскинувшегося над арыком, мимо которого проезжала машина.

Не прошло и нескольких минут, как дымка поднявшейся пыли стала затягивать горы на горизонте.

Ветер усиливался.

Спустя полчаса все небо закрыла пыльная желтоватая мгла. Стало жутко, как перед ураганом.

Смутно, тревожно было в природе, смутно, тревожно — на душе у Якова.

Впереди показалась двурогая вершина горы Душак, у подножия которой раскинулись кибитки и сложенные из камня-плитняка домики аула. У крайних кибиток подростки складывали в кучу ветки и сучья.

Кайманов хотел было спросить ребят, где найти председателя аулсовета Лаллыкхана, как, немало обрадовавшись удаче, увидел его самого — высокого и худощавого, с большими усами и в папахе-тельпеке из коричневого барашка, с бравой выправкой, словно сидел он на коне, а не в седле запыленного мотоцикла с коляской.

Так вот же он, Лаллыкхан, легок на помине, едет куда-то по своим делам, словно договорившись встретиться с Яковом у въезда в аул.

Кайманов приказал водителю остановиться, вышел на обочину, поднял руку. Лаллыкхан затормозил.

Наметанным глазом Яков тут же отметил, что в коляске мотоцикла груз необычный: солдатский вещевой мешок туго набит какими-то связками, словно пачками денег.

Каково же было удивление Якова, когда он убедился, что в мотоцикле у Лаллыкхана действительно целый вещевой мешок красных тридцаток.

— Салом, Лаллыкхан-ага, — приветствовал Кайманов председателя аулсовета.

— Валейкум ассалом, Яков Григорьевич Кара-Куш, — ответил тот, с видимым удовольствием окидывая взглядом фигуру гостя. — Как здоровье? Как семья? Все в порядке?

— Спасибо, все нормально, все в порядке, — в тон ему ответил Кайманов. — Ехал мимо, решил заехать. Как, думаю, Лаллыкхан-ага живет? Все ли у него хорошо?..

— Ай, ничего живу. Как все, так и я. Для всех — война, для меня — тоже...

— Здорова ли семья? Как сыновья?

— Пока здорова, спасибо... Старшие воюют, маленький Аман ходить учится.

— Как себя чувствует жена?..

Яков задал весь перечень обязательных вопросов, только после этого спросил:

— Что это ты в мотоцикле везешь, Лаллыкхан-ага?

— Сам видишь, деньги, — ответил тот.

Кайманов решил, что в ауле конфискована крупная партия контрабандного опия и Лаллыкхан везет сдавать отобранную валюту.

— Откуда столько?

— Не откуда, а скажи — куда. — Лаллыкхан как будто ждал этот вопрос. — На оборону, — сказал он. — Танк покупать!

Мужественное лицо Лаллыкхана с пышными усами дышало радостью и твердой уверенностью, что делает он доброе дело.

— Так это что, твои деньги?

— Конечно!.. Три раза подавал заявление начальнику отряда: давай, говорю, бери меня на фронт, я еще в гражданскую басмачей рубил! Не подходишь, говорит, по здоровью, много его басмачам оставил. Ай, думаю, как же мне теперь с проклятыми фашистами воевать?.. Говорю жене: зачем нам три ковра, корова, зачем бараны? Люди для победы жизни не жалеют, а мы что? За баранов будем держаться? Жена говорит, ай, делай как знаешь, наверное, плохо не сделаешь... Продал я все, что мог. Говорю полковнику: давай пиши в правительство, сколько стоит самый дорогой танк. Он написал, ему отвечают: без малого шестьдесят тысяч. Зачем, говорю, «без малого»? Пускай ровно шестьдесят будет! Танку еще снаряды, патроны нужны!..

Яков хорошо знал, что в Туркмении жители собрали на танки и самолеты за год триста сорок три миллиона рублей и еще восемьдесят один миллион сдали облигациями госзайма. Только туркменские колхозники отправили Красной Армии двести вагонов подарков, полтора миллиона комплектов теплой одежды, теплого белья. Женщины Туркмении сдали в фонд обороны семь тысяч килограммов серебряных и золотых украшений.

Один лишь колхоз «Красная Армия» Тахта-Базарского района собрал пятьсот тридцать пять тысяч рублей. Председатель другого колхоза Мухаммед Бегендыков внес пятнадцать тысяч рублей, его заместитель Таган Дурды — десять тысяч. И вот хорошо известный Якову человек Лаллыкхан один собрал деньги на строительство танка, продав все, что у него было. А денег-то ни много ни мало шестьдесят тысяч...

— Конь без ячменя не одолеет гору, беседа без геок-чая не получится, Яков Григорьевич, — сказал Лаллыкхан. — Деньги я могу отвезти после обеда...

— А танкисты, которые твой танк должны получить, сутки будут ждать, пока мы с тобой чаю попьем? — возразил Яков.

— Это ты правильно сказал, — вздохнув, согласился Лаллыкхан. — Широкая одежда не изнашивается, ум, который слушает советы, не портится...

— Давай вот что сделаем, — предложил Кайманов. — Мотоцикл ребята пусть домой за рога отведут, а ты садись со мной в машину и поедем к начфину в отряд. Он ведь тоже не всегда на месте бывает: то в отъезде, то в командировке. По дороге и поговорим.

— Ну как же так, Яков Григорьевич! — искренне огорчился Лаллыкхан. — Был у меня, пиалу чая не выпил!

— В следующий раз две выпью, — пообещал Яков. — А сейчас садись, Лаллыкхан, поехали. Такое дело откладывать нельзя...

Лаллыкхан поручил мальчишкам отвести мотоцикл, схватил вещевой мешок с деньгами, забрался в машину Кайманова.

— Ну вот, теперь рассказывай, как надумал танк покупать, что тебе начальник отряда полковник Артамонов говорил? — спросил Яков.

— Рассказать, конечно, есть что, — согласился Лаллыкхан. Его — это хорошо чувствовал Яков — не покидало праздничное настроение. — Ну, как я надумал?.. Пошел от начальника отряда в райком партии. Первый секретарь Чернов, второй — Дурдыев встретили меня и говорят: «Молодец, Лаллыкхан! Ты не пожалел ничего, продал все имущество. Мы тебе тоже не дадим пропасть, помогать будем...»

Лаллыкхан помолчал, видимо снова переживая свой разговор в райкоме.

— Вчера ходил на почту, — продолжал он, — давал телеграмму товарищу Сталину: «Прошу строить на мои деньги танк, чтобы враг был битый» — и подписал: «Туркмения, Душак, Лаллыкхан». Сегодня ответ получил...

Из внутреннего кармана халата Лаллыкхан достал бережно завернутую в платок телеграмму, передал ее Кайманову.

Яков прочитал: