выдержать строгий тон.

И она повернулась было к своей подруге, с которою только что разговаривала, но той уже не было на месте.

— Полноте, отчего нельзя? — убедительно сказал Иглин.

— Отчего?

Ниночка затруднилась ответом: очень уж самоуверенно спрашивал Иглин.

— Да, отчего? — повторил он свой вопрос.

— Ну вот, — сказала Ниночка, — да только вы способны так спрашивать.

— Но, однако, кто же лучше? — настаивал Иглин.

Ниночка засмеялась.

— Балагуров — ваш друг, — сказала она наставительным тоном, поколачивая легким веером по ладони своей маленькой ручки, затянутой в перчатку.

— О, я не передам ему того, что вы мне скажете.

— Да, в самом деле? — спросила Ниночка, лукаво улыбаясь. — Вы меня утешили. А я боялась, право боялась.

— Боялись Балагурова? Вот уж…

Иглин остановился.

— Что «вот уж?» — спросила Ниночка.

— Нет, это я так… Ну-с, и так, кто же лучше?

И он наклонился к девушке с тем доверчивым видом, который часто заставлял людей быть с ним более откровенными, чем они сами желали.

— Знаете, — нерешительно сказала Ниночка, — ваш друг Балагуров чванен и скучен не по возрасту.

— А не правда ли, — с живостью подхватил Иглин, — как мил и остроумен Полтавский?

Ниночка вспыхнула, смешалась и проговорила смущенно:

— Ах, да, это правда.

— А вы знаете его фамилию? — спросил Иглин, опять принимая насмешливый вид.

— Вот странный вопрос! — с неудовольствием отвечала Ниночка. — Вы всегда шутите, но не всегда удачно.

— Полтавский только на сцене, — медленно говорил Иглин, словно наслаждаясь неудовольствием Ниночки, — а настоящая его фамилия, так вы ее не знаете?

— Нет, — сухо сказала Ниночка, но голубые ее глазки зажглись любопытством.

— Да, так его настоящая фамилия — Фунтиков.

— Вот как, — с удивлением сказала Ниночка, и ее хорошенькие брови легонько приподнялись.

— Да, да, Фунтиков, — продолжал, безжалостный Иглин, — буйский мещанин. Знаете, в Костромской губернии есть такой городишко Буй, — славное имечко, не правда ли?

— Однако, что же из этого? — досадуя спросила Ниночка.

— Так, к слову пришлось, — равнодушно сказал Иглин и опустил свои глаза.

Лукавая усмешечка скользила на его тонких губах, под светлыми усами. Ниночка посмотрела на него с досадой и теперь все в нем ей не нравилось, даже эти усы, которые так скверно шевелились.

«Этакий противный!» — подумала Ниночка.

Она была еще очень молоденькая и наивная девочка, не умела еще скрывать своих чувств, и не один Иглин замечал, что ее веселенькие глазки особенно ласково посматривали на Полтавского.

Полтавский был звездою нашего маленького театра. Некоторые из дам, восторгавшиеся его талантом, пророчили ему блестящую будущность, хоть и прибавляли при этом:

— Но, моя милая, вы знаете, что нынче даже и на этом поприще нужен не столько талант, сколько счастье и протекция, особенно протекция.

У Полтавского не было протекции, не было большого счастья, а может быть, не было и большого таланта. Как бы то ни было, его у нас любили, и он делал хорошие сборы. Он нес на своих плечах, — сильный был молодой человек! — почти весь репертуар, играя и городничего в «Ревизоре», и «Гамлета», и все, что придется, пел куплеты в водевилях и оперетках, читал стихи и сцены из еврейского быта в дивертисментах и изображал красавцев или злодеев в живых картинах.

Вне сцены он был красивый и разбитной малый, что называется на все руки мастер и душа компании: мог выпить сколько угодно, а пьян не бывал, и в такие моменты артистически играл в стукалку с опьяневшими молодыми купчиками, которые приходили в азарт и бешено проигрывали.

Впрочем, деньги не держались подолгу в карманах Полтавского, он живо находил для них более или менее веселое употребление.

— Не мы для денег, — говаривал он, — а деньги для нас, стало быть, нечего сквалыжничать.

Полтавский танцевал с Ниночкой кадриль и бросал ей, в удобные минуты, умоляющие фразы.

Ниночка разрумянилась и опустила глазки.

— Антонина Филипповна, прикажите жить или умереть! — патетически прошептал Полтавский.

— Лучше живите, — нежно сказала Ниночка.

— Без вас мне не жить, — решительно сказал пылкий Фунтиков, — ежели вы отвергните страсть моего сердца, то мне один конец в цвете моих лет: камень на шею и бултых в воду.

— Зачем вы так говорите, — с нежным упреком сказала Ниночка, — ведь вы знаете…

И она замолчала, не кончив: пришла очередь делать фигуру.

— Папенька хочет, чтоб я вышла за Балагурова, — сказала Ниночка, когда они вернулись на место.

— Ах, Антонина Филипповна, погибать мне видно!

— Так ведь это папенька, а я не хочу. Он еще не сделал предложения.

— Антонина Филипповна, дозвольте мне переговорить с папенькой вашим!

— О чем? — спросила Ниночка и лукаво усмехнулась, а сама вся пуще прежнего зарделась.

— О счастье всей моей судьбы, о том, чтоб мне отдали вашу божественную ручку вместе с вашим золотым сердечком.

— А если папенька откажет вам? — озабоченно спросила Ниночка.

Фунтиков (он же Полтавский) сделал отчаянное лицо и сказал замогильным голосом:

— Вы, Антонина Филипповна, по приказанию папеньки выйдете за Балагурова, а мне, известно, один конец: камень на шею…

— Ах, нет, нет! — испуганно перебила Ниночка, — я ни за кого не выйду… кроме вас, — совсем тихонько прибавила она.

Фунтиков опять расцвел.

— А в таком случае я добьюсь вашей руки, хоть бы сто кощеев бессмертных стерегли вас.

— Послушайте, ваша настоящая фамилия ведь не Полтавский? — робко спросила Ниночка.

Фунтиков слетел с облаков на землю.

— Нет, — сконфуженно сказал он.

— А как же? — спросила Ниночка, ласково улыбаясь ему.

— Фунтиков, — пролепетал он, как напроказничавший школьник.

— Ну это еще не большая беда, — снисходительно заметила Ниночка. — Я буду госпожа Фунтикова!

И она закусила свои румяные губки, но через минуту не выдержала и засмеялась.

— Забавно, — сказала она, — госпожа Балагурова лучше.