Появление Феодоры перевернуло его представление о самом себе как о пожилом, утомленном перипетиями судьбы мужчине, остывшем, скучном и занудном.

Образ невестки, с ее греческим профилем, развитыми формами и плавными движениями, неотступно сопровождал Петра Даниловича повсюду. Даже когда он входил к больной супруге, образ Феодоры не желал оставаться за дверью. И господин Корнеев приносил его с собой. Он на личном примере убедился в верности утверждения: любви все возрасты покорны.

«Я что, полюбил жену собственного сына? – бестрепетно спрашивал он себя. И так же бестрепетно отвечал: – Да, я люблю ее! Люблю Феодору».

И только на второй вопрос, непременно следовавший за первым, ответа у Корнеева не было. Что же будет дальше? Как развязать этот сложный, крепкий узел?

Доктора не скрывали, сколько осталось жить Александре Гавриловне – месяц. Если она не будет изводить себя слезами и нервными припадками. Когда Владимир не приезжал, она требовала звонить ему чуть ли не каждый час. А когда он являлся, не могла сдержаться и приставала с мольбами бросить ненавистную Феодору. Сын упрямо отказывался дать матери такое обещание.

Господин Корнеев присматривался к Владимиру, силился разгадать его внутренний мир, мотивы его поступков. И в то же время стремился надежно спрятать свои мысли по поводу Феодоры. Он и раньше недолюбливал дом в Рябинках, а теперь дал себе слово ни при каких обстоятельствах не появляться там.

– Тебе стоило бы увеличить штат обслуги, – как бы невзначай сказал он Владимиру.

– Зачем? – вяло удивился тот. – Наши потребности не так велики, и Матильда вполне справляется с домашним хозяйством. Один водитель и охранник, которые при случае подменяют друг друга, разве этого не достаточно для двоих?

Слово «двоих» так остро, больно резануло слух Петра Даниловича, что ему с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

– Тебе виднее, – согласно наклонил он голову. – А жена не жалуется на отсутствие развлечений? Все- таки в Рябинках бывает довольно тоскливо. Соседей в обычном понимании нет, друзья и знакомые остались в Москве, ей даже поболтать не с кем.

– Феодоре не скучно, папа, – ответил Владимир, и его глаза округлились, стали неподвижными, горящими, скрытыми огнем.

«Тьфу ты! – сплюнул про себя в сердцах господин Корнеев. – Ну и взгляд! Неужели он что-то заподозрил? Да нет! Не по силенкам ему».

– Ты не части с приездами, – произнес отец вслух. – Мама только расстраивается от твоих визитов.

Владимир промолчал, неопределенно повел плечами. Петр Данилович поймал себя на том, что тяготится обществом сына. Сидел бы уж в своих Рябинках!

– Если матери станет хуже, я тебе сообщу, – сказал он. – Вы-то там здоровы?

– Да, все в порядке.

«Какой-то он неживой, – подумал Корнеев-старший о Владимире. – Отвечает, будто механическая шкатулка. Даже голос изменился. Каково-то Феодорушке с таким мужем?»

И снова пришла на ум мысль, что не годится Владимир ей в мужья и что смешон, нелеп такой брак.

– Из тебя, парень, слова не вытянешь! – рассердился вдруг Петр Данилович.

– Ты же сам учил меня не выпендриваться.

– Ладно, – махнул рукой отец. – Иди с богом!

Сам подумал: «Будто черная кошка между нами пробежала. Владимир и раньше не отличался сыновней любовью, а сейчас совсем чужим стал. Все из-за Феодоры. Любовь к женщине попирает голос крови! Получается, я вижу перед собой не родного сына, а соперника. Более счастливого! Соперника...»

– Мы с тобой не соперники, папа, – сказал Владимир, повергая отца в шок.

Тот не сразу пришел в себя, опомнился. Сына в гостиной уже не было. Он ушел, а Петр Данилович и не заметил, как это произошло.

– Полина Дмитриевна? – обратилась Ева к болезненной, бледной женщине, одетой в теплый халат бордового цвета. – Вы мама Олега?

Женщина сидела в больничном холле, как они и договаривались, с робким ожиданием поглядывая на входящих. При имени покойного сына ее глаза покраснели и наполнились слезами.

– Вы только не расстраивайтесь, – произнесла Ева пустую, ничего не значащую фразу. Как может не расстраиваться мать, недавно потерявшая ребенка? – А то мы не сможем поговорить.

– Вы правда проводите исследования о влиянии подземелий на душевное здоровье?

– Я врач, – соврала Ева не моргнув глазом. – И хочу, чтобы трагедия, которая произошла с вашим Олегом, не повторилась с другими молодыми людьми.

Как еще она могла вызвать мать Хованина на откровенность?

– Думаете, эта авария случилась из-за его увлечения путешествиями под землю? Но ведь автомобильные катастрофы – не редкость.

– Поэтому я и решила изучить этот аспект психики человека, – сыпала Ева терминами. Чем меньше Полина Дмитриевна поймет, тем большим почтением проникнется к «докторше». – Длительное пребывание в подземных тоннелях может притуплять реакции, угнетать восприятие и отвлекать внимание настолько, что, выбравшись на поверхность, люди чувствуют себя не в своей тарелке. Мы, психотерапевты, называем это