– Признаться, меня это удивило. Ему виднее! Расспрашивать я не люблю, да и не за этим он ко мне обращался. Скорее я должен был давать ответы на его вопросы. Сия обитель служила крепостью, имела массивные стены, башни. Уцелели далеко не все. Печальная участь постигла Тайницкую башню, откуда и вела подземная галерея. Башню при советской власти взорвали, открылся лаз...

– Каково было предназначение подземелья?

– Самое прозаическое, – улыбнулся Вятич. – Ход проложили к пруду, для скрытого забора воды в случае долгой осады.

– Другие подземелья в монастыре существовали?

Профессор кивнул:

– Еще до войны при раскопках там нашли вход в подземную тюрьму – мрачный коридор, по сторонам которого располагались ниши, «каменные мешки», наглухо заколоченные, с отверстиями для передачи узникам пищи. В сорок пятом году, уже после войны, один из археологов исследовал Царскую трапезную и пришел к выводу, что ее соорудили на остатках старой постройки – в подвалах шестнадцатого века. Подземный коридор соединял трапезную с церковью Рождества Богородицы. Вход в подвалы Царской трапезной замуровали и засыпали щебнем примерно в середине девятнадцатого века. Пытались на территории монастыря проводить биолокацию, но, сами понимаете, эти сведения нуждаются в проверке.

– Значит, ничего особенного в монастырских подземельях не обнаружили?

– Как вам сказать? – развел руками старик. – Подземелья нуждаются в тщательном изучении. Попасть извне в них весьма затруднительно, а вот во время проведения строительства, работ по прокладке коллекторов или других городских коммуникаций можно наткнуться на древний фундамент, заброшенный колодец, выложенную старинным кирпичом галерею. Запросто! На территории завода «Динамо» землю раскапывали неоднократно, много костей находили, может, что-то еще попадалось.

– Разве строители в таких случаях не должны вызвать ученых, сообщить куда положено?

– Что вы! – замахал костлявыми ладошками Виктор Эммануилович. – Наоборот! Прораб прикажет быстренько все засыпать, замаскировать и держать язык за зубами. Ведь если пригласить археологов, работы будут приостановлены на неопределенное время, возникнут сложности, простой бригады и техники, срыв сроков и прочее. Кому это понравится? Да! – спохватился профессор. – Вспомнил! Существует забытая история про изгнания бесов монахами Симонова монастыря. Якобы туда свозили всех, пораженных сим... – он сухо кашлянул, – недугом. Монахи читали специальные молитвы, совершали какие-то ритуалы, в результате чего бес, овладевший душой и телом несчастного, оставлял его в покое. Будто бы бесов тех загоняли в подземелье и запечатывали магической печатью. Там они томились во мраке, блуждали запутанными коридорами и не могли выйти. Правда это или нет, не мне судить. Народ наш на выдумки горазд! Однако Олег за эту байку ухватился. Какое-то зерно нашел в ней для себя.

Феодоре не удалось изготовить дубликаты всех ключей Владимира, некоторые оказались слишком сложными. Она решила не напрягаться и воспользоваться тем, что есть.

Владимир плохо переносил весну: он находился в дурном настроении, мерз, кутался, жаловался на головную боль, ворчал и совершенно перестал замечать жену. Корнеевы жили каждый сам по себе – хозяин запирался у себя в кабинете, Феодора была вынуждена развлекаться как могла. Она наблюдала за Матильдой, сидела у окна, смотрела телевизор или читала. Да! Дело дошло до книг. В ясную погоду Феодора выбиралась на прогулку или ездила в Москву. Ей все наскучило.

Изредка звонили Рябовы или родители Владимира, справлялись о здоровье, но разговор ни с теми, ни с другими не клеился. Свекровь хворала, свекор погрузился в дела.

– Кажется, наша встреча встряхнула меня, – говорил невестке Петр Данилович. – У меня открылось второе дыхание.

Феодора не могла похвастаться тем же. Она с тоской вспоминала прогулку по Симонову монастырю, занятную беседу со старшим Корнеевым, вкусный обед с брусничной водкой, непривычную любезность, обходительность свекра. Здесь, в доме в Рябинках, она чувствовала себя как в клетке, но пенять было не на кого. Никто ее сюда не звал, не заманивал, она сама рвалась всей душой к богатой, беззаботной жизни, чтобы не считать денег, не думать о завтрашнем дне. И вот она, эта жизнь!

Отопление в жилой части дома работало на полную мощность. То ли от духоты, то ли от безделья у Феодоры появилась бессонница.

«Ну, чего еще тебе надобно, девица? – уговаривала она себя долгими ночами, лежа в одиночестве на широченной постели, на шелковых простынях. – Молодой, красивый муж у тебя; дом – полная чаша; денег – трать сколько хочешь; нарядов полный шкаф, драгоценности, меха... все, о чем ты мечтала! Машина с водителем, домработница к твоим услугам. Хочешь – спи до обеда, хочешь – гуляй, хочешь – поезжай в театр, в ресторан, к подруге поболтать. Владимир предпочитает сидеть дома, но свободу твою не ограничивает. Он не очень-то доволен твоими отлучками, однако молчит, открыто не возражает».

– Только подруг-то у меня нет, – шептала Феодора. – Муж спит в отдельной спальне, перебрался туда через месяц после свадьбы. И зачем он женился? Словно кошку в доме завел! Кормит, холит, может приласкать, а может забыть на неделю. Живет рядом, но словно в другом измерении – параллельном.

Иногда у Владимира просыпалось супружеское чувство. Он словно спохватывался – бросался делать подарки, угождать, возить жену по модным салонам, по ночным клубам. А потом внезапно остывал, становился отчужденным, замкнутым.

Тяжелее всего Феодора переживала накатывающие время от времени приступы страха. Чего она боялась? Скрипов, шорохов, непонятных звуков, нарушавших гнетущую тишину дома. Владимир был помешан на тишине и при строительстве позаботился о звукоизоляции. Отец ли учел его пожелания или прораб выполнял инструкции нового хозяина, но дом в Рябинках отличался необычным расположением комнат, разного рода особенностями типа коридоров, которые никуда не вели, дверей, которые не открывались – по крайней мере, при Феодоре, и прочими непонятными вещами.

Сначала она пыталась задавать мужу вопросы, однако он так ловко ускользал от ответов, что она перестала это делать. Обследовать же все помещения самой не представлялось возможным. Если Владимир надолго уходил куда-нибудь или уезжал, дома оставалась Матильда, которая, как верный пес, служила хозяину и не оставляла его супругу надолго одну.