заметить, что именно. Старик упомянул Симонов монастырь. Это? Не это? О монастыре уже известно от Уваровой, выходит...
– Вы отвлеклись! – засмеялся Виктор Эммануилович. – Чем, позвольте спросить?
– Своими мыслями, – признался Всеслав. – Вы говорили о Египетском лабиринте. Разве не естественно искать его в Египте?
– Пространство и время – две условности, неподвластные рациональному уму, – усмехнулся Вятич. – Кто может утверждать, что знает устройство преисподней? Недаром мифология всех народов помещает обитель зла под землю, в царство тьмы. И география имеет к этому столь же мало отношения, как и физика.
Сыщик ничего не понял, но переспрашивать не стал. Возникшая пауза побудила профессора продолжать. Он ждал от собеседника реакции, и когда ее не последовало, старик начал развивать теорию зла. В своем понимании.
– Что такое лабиринт, как вы думаете? – спросил он.
– Запутанная система коридоров и помещений, откуда трудно выбраться, – поразмыслив, ответил Смирнов.
– Вот! – Виктор Эммануилович многозначительно поднял вверх указательный палец. – Трудно выбраться! В этом-то и штука! В этом вся соль.
– Не понял...
– Зло помещают в подземный лабиринт, откуда нет выхода, оно блуждает там нескончаемыми гулкими переходами, натыкается на тупики и вновь пускается по кругу. Пока его не потревожат. Оно таится во мраке, пряча свое чудовищное обличье. Но если его выпустить оттуда...
– Простите, – вежливо улыбнулся сыщик. – Я понял, что вы имеете в виду. Я бы хотел узнать поподробнее о самом лабиринте.
Огонь, блеснувший в глубоко запавших глазах старика, потух. Он пожал костлявыми плечами, обтянутыми шерстяной кофтой, потер с сухим шелестящим звуком ладонь о ладонь. Этот самоуверенный мужчина, который пришел к нему поговорить о Хованине, явный приверженец материализма и логики. Что ж, придется перейти на его примитивный язык. «Я было увлекся! – подумал Вятич. – Но меня вовремя одернули».
– Извольте, – также вежливо улыбнулся он. – Лабиринт есть символ, не разгаданный, сокровенный. Он включает в себя выход, но попробуйте его отыскать! Выход и вход меняются местами быстрее, чем вы в состоянии заметить. Это происходит не наяву, а в вашем сознании. Впрочем, сама природа яви подразумевает тайну...
Смирнов жестом остановил старика.
– Я запутался, – признался он. – Нельзя ли проще?
– Еще проще?
Профессор погрузился в транс. Посетитель требует от него невозможного.
«У Вятича развивается маразм, – думал тем временем сыщик. – Ни одно его слово не стоит принимать всерьез».
– Это как бы иное пространство. – Виктор Эммануилович поднял на сыщика глаза, увеличенные очками. – Когда вы попадаете в другое пространство, вы приобретаете качества этого пространства, становитесь другим, иным...
– Чужим! – усмехнулся Всеслав.
– Что-что?
Старик наверняка не читал современных фантастов и не смотрел зарубежных «ужастиков», поэтому юмор гостя оставил его безучастным.
Смирнов проговорил с ним еще час и понял только одно: инженер Хованин вбил себе в голову, что он непременно должен найти Египетский лабиринт. А вход в тоннель, который может привести туда, лежит в подземельях Симонова монастыря.
– Вы тоже так считаете? – спросил сыщик у Вятича.
Тот развел руками:
– Я вообще ни в чем не уверен касательно Египетского лабиринта, тем более не знаю, какими тоннелями к нему добираться. Эта сеть ходов может быть очень запутанной, ведь никто не поддерживает подземные сооружения в рабочем состоянии, там и обвалы случаются, и затопления, часть переходов замуровывается, часть перегораживается фундаментами более поздних зданий, диггеры делают собственные проломы для удобства передвижения. Черт ногу сломит! Большинство подземных построек пятнадцатого-семнадцатого веков до сих пор тайна за семью печатями. А взять, например, московские каменоломни? Там вырубленные коридоры с бесчисленными ответвлениями и тупиками чередуются с залами, где сохранились колонны высотой до трех метров. Лес из каменных столбов! Представляете себе? – Старик оживился, его пергаментные щеки покрылись румянцем возбуждения. – Раньше вход в дорогомиловские каменоломни был у кладбища, – добавил он. – Сейчас его забыли, вероятно, завалили камнями, землей или мусором.
– Вы говорите о Дорогомиловском кладбище? – уточнил Смирнов.
– Да. Впрочем, каменоломни существовали и в других местах Москвы. Никто как следует не знает ни их расположения, ни глубины залегания. А господин Хованин в силу своей профессии имел доступ к геофизическим картам с указанием аномальных зон, по ним можно ориентироваться и диггерам, и спелеологам, и археологам. Данными «лозоходцев» он тоже не брезговал. Подземелья стары, стара и тяга людей познать то, что они скрывают. Библейские пещеры, каменоломни Иерусалима, подземелья Константинополя... какая музыка звучит в этих словах! Они завораживают любителей приключений.
– Но почему Хованин заинтересовался именно Симоновым монастырем?
Виктор Эммануилович пожал плечами: