воссоединение с природой. Правда, жили Корнеевы в благоустроенном доме, но вокруг шумел лес, в низине в камышах текла речушка, на которой так хорошо было посидеть с удочкой; теплыми вечерами во дворе пели соловьи... Все сильнее тянуло сюда из многолюдной Москвы с ее нескончаемыми потоками людей и машин, с ее асфальтом и камнем. Господин Корнеев поддерживал созданный им деловой механизм, продолжающий зарабатывать для семьи материальные блага. Правда, уже из чувства долга, а не ради удовольствия.

Женитьба сына грянула громом, нарушила затишье в жизни Корнеевых, всполошила будущую свекровь, вывела из застоя будущего свекра. Выбор Владимира поверг мать в ужас, закончившийся истерикой, а Петра Даниловича – в шок непонятного происхождения. Феодора с ее статной фигурой, зрелыми формами, классическим типом лица, гладко причесанными волосами, переходящими на затылке в уложенные каскадом пышные локоны, с ее безупречным вкусом во всем, начиная от макияжа и заканчивая туфлями, поразила господина Корнеева. Никогда бы он не подумал, что у него будет такая невестка! Что угодно мог представлять себе Петр Данилович, но Феодора превосходила его самые смелые фантазии. Она совершенно не годилась в подруги Владимиру, тем более – в любовницы. А уж в жены... Интересно, какую цель преследовала эта потрясающая женщина, вступая в брак с его сыном? Неужто меркантильную? Деньги...

Как ни странно, даже столь низменные, презираемые Петром Даниловичем мотивы замужества не умерили его восхищения Феодорой. Вскружить голову Владимиру, навязать ему свои правила игры, молниеносно женить его на себе – такое по плечу далеко не каждой представительнице прекрасного пола. А учитывая разницу в возрасте и общественном положении, сие практически невозможно.

Социальный статус Феодоры господин Корнеев безошибочно определил, глядя во время брачной церемонии на супругов Рябовых. Тем сильнее он зауважал ее. Она совершила немыслимый трюк, а Петр Данилович высоко ценил в людях авантюрные наклонности. Без них жизнь становится пресной, как церковные хлебцы.

Этот неравный брак подкосил и без того болезненную супругу господина Корнеева – она пряталась от знакомых, горстями глотала заграничные лекарства и по ночам плакала в подушку. К концу зимы новоиспеченная свекровь совсем расхворалась.

Погожим морозным днем, проезжая по заснеженной набережной Москвы-реки, Петр Данилович велел водителю остановиться. Он вышел из автомобиля и полной грудью вдохнул холодный бодрящий воздух. Над городом стояла розоватая дымка, солнце сияло сквозь нее замерзшим золотым сгустком, с неба бриллиантовой пылью слетали невесомые снежинки... и так сладко, так непривычно радостно встрепенулось сердце господина Корнеева, что он задохнулся от волнения. Волнение это вызвала у него мысль о Феодоре! Он вспомнил, что приближается важный день его жизни, когда много лет назад некто невидимый и всесильный отвел от него руку смерти...

– Мне хочется отметить это событие с ней, – прошептал Петр Данилович, представляя себе ровный чистый профиль невестки.

Господин Корнеев считал часы до встречи: он чувствовал себя юношей, готовящимся к первому свиданию.

Нана Проскурова будто в воду канула. Смирнов исчерпал все свои возможности и не нашел ничего лучшего, как предложить Эдику поставить телефон на прослушку.

– Вдруг они еще раз позвонят?

– Это что-то даст, по-твоему? – возмутился тот. – Сейчас все грамотные, долго не болтают. Засечь их не удастся, ты прекрасно знаешь.

«Зато я проверю, не водишь ли ты меня за нос», – подумал Всеслав. В тупиковых ситуациях он прибегал к испытанному способу – наблюдать за окружением клиента. Что-то да всплывет.

– Кстати, дай мне фотографию Олега Хованина, – попросил он. – Если есть.

– Где-то были, – пробормотал Эдик, полез в ящик стола, потом в книжный шкаф. – Братишка терпеть не мог фотоаппаратов, бежал от них, как черт от ладана.

– Да? – прикинулся удивленным сыщик. – Почему?

– По глупости! Придумал дурацкие суеверия – дескать, изображения человека привязывают его к земному миру! Что за чушь? Диггерство сделало Олега мистиком. Он, например, утверждал, что в глубоких подземных тоннелях время перестает существовать. Как такое может быть? О, вот! – Проскуров вытащил из альбома несколько снимков. – Это я через окно его щелкнул, тайком. А это нас мой батя фотографировал за столом. Олег получился неважно, но узнать можно. Зачем тебе? Кому-то показать хочешь?

– На всякий случай, – уклонился от ответа Смирнов. – А записная книжка у него была?

– По-моему, нет. По тем же соображениям! Олег не любил ничего фиксировать и делал это только в крайних случаях.

От Проскурова сыщик поехал в мастерскую по изготовлению ключей, телефон которой записал в клубной книге Хованин. Показал снимки мастерам в грязных фартуках поверх одежды. Те покачали головами.

– Столько людей приходит, разве упомнишь? Нет, не знаем этого парня. Может, и делал у нас ключи или еще что.

– Посмотрите внимательно.

Мужики переглянулись, подавили готовое прорваться недовольство.

– Сказали же, не знаем! У нас работы полно, всем все срочно требуется! Некогда нам лясы точить.

Всеслав не разочаровался, потому что и не ожидал особых результатов от посещения мастерской.

Примерно то же произошло и в библиотеке. Строгая дама средних лет посмотрела на сыщика поверх очков, отыскала карточку Хованина и показала посетителю. Список литературы не вдохновил Всеслава: книги по геодезии, по строительству подземных сооружений, городских коллекторов, по архитектуре Москвы и Подмосковья.