— Думаешь, микрочип все еще у него?

— Уверен. Зачем ему расставаться с такой вещью? Микрочип у него. Я убеждён. И мы должны попробовать… Раз уж начали, то пойдем до конца. Вы сами понимаете, как это важно. Для нас — важно.

Сан Саныч, руководитель Братства, организации, в которую входят как бывшие, так и ныне действующие сотрудники органов госбезопасности и внутренних дел[1], покачал головой.

— Очень всё зыбко, подполковник. Во-первых, я мало верю в то, что Лазутин всплывет в Туапсе. Это раз. Во-вторых… Если он и всплывет там, то когда? Наверняка он предпримет элементарные шаги по своей безопасности. Как минимум, постарается изменить внешность. На пластическую операцию потребуется время. Так что его всплытие…

— Мы можем подождать. Сколько нужно.

Сан Саныч забарабанил пальцами по столу — это значило, что он лихорадочно ищет решение. Затем боднул головой воздух — решение найдено.

— Что ж, ты прав. С нашей стороны, и с твоей в частности, — проделано уже немало. И до конца действительно нужно пройти. Ты прав и в другом — это важно для Братства… Я сам займусь Туапсе.

— Нужно всё проделать аккуратно, без шума.

— Вздумал меня, старого, учить, а, Павел Никодимович? — хмыкнул Сан Саныч.

Но ответа не получил.

Ждать пришлось не месяц. И не два. Больше трех. Но ожидание оправдалось. Результат воспоследовал.

Он принёс с собой запах осени, благодушия и устроенности в жизни. Двумя последними качествами я не могла похвастаться. Я не была благодушной. И уж устроенности в моей жизни вовсе не наблюдалось. Напротив, жизнь меня почему-то постоянно нещадно била и бьет, а я, как мячик, получая удары, отскакиваю и вновь подставляюсь для очередного удара.

То, что он возвратился, спустя три месяца, говорило об одном — мне стоит готовиться вновь получить тумака.

Он широко мне улыбнулся, вроде стремился ко мне до потери сознания все то время, которое мы не виделись. Так стремится к невесте жених, которого вдруг, за день до свадьбы, оторвали от суженой и отправили в длительную командировку, подумалось мне. Либо ревнивый муж рвется, все из той же командировки, домой, чтобы застать свою благоверную в пикантной ситуации.

Кондратьев не был ни женихом, ни ревнивым мужем. Мы даже не были с ним друзьями. Просто не успели. Когда-то повстречались, совсем ненадолго, а затем наши пути-дорожки разошлись. Теперь вновь пересеклись.

— Не соскучилась? — поинтересовался он, проходя в прихожую и протягивая мне пакет. В другой руке он держал зонтик, и капли воды, стекая с него, падали на пол.

Он распахнул свой зонт и поставил его сушиться возле обувной тумбочки.

— Ты без звонка, — произнесла я, подхватывая пакет. В нем что-то призывно брякнуло. — Я могла быть и не дома.

— Ну ты ведь дома?

Он подмигнул мне, снял лакированные туфли и по-хозяйски прошлепал в носках на кухню. Тапочек предложить я ему не могла. Не было у меня такого размера.

— Мне бы горячего чая. Или кофе. Я с самолёта и прямо к тебе.

Он снял пиджак, повесил его на ручку двери, затем стянул с шеи галстук и повесил его поверх пиджака.

Рубашка и брюки у него были отутюжены. Не иначе женская ручка, ревниво пронеслось у меня в голове, и мой обычный внутренний голос ехидно посмеялся мне в ответ.

Из пакета я вытащила огромную коробку конфет. И бутылку марочного вина.

— Так-с, — протянула я. — Будем пьянствовать?

— Не угадала. Будем получать удовольствие от напитка. И думать.

— О чём?

Я была по-домашнему, в халате, и чувствовала себя несколько неудобно. Он одет как для приема, а я вроде бы давно с него пришла.

Тем не менее я не спешила сменить свою одежку. Поставила чайник на плиту. И лишь после этого заявила о своём желании привести себя несколько в порядок.

— Ты, надеюсь, ещё не успела забыть о Лазутине? — в спину бросил он мне. Будто отвечая на мой вопрос.

Хм. Я продолжила движение в комнату, на ходу пытаясь найти ответ. Забыла ли я о существовании Лазутина? И да, и нет…

Мне хотелось бы о нём забыть. Прошло три месяца. Даже больше. И всё это время я пока не возобновляла свою частную детективную практику.

…Весть об убийстве банкира дошла до моего агента-юриста.

Пройдоха-юрист приплелся ко мне домой и, удрученно тупя взгляд, сообщил, что наслышан об этом прискорбном случае, что ходят слухи о причастности к гибели Лазутина одного из клиентов «Эльфабанка». В руке мой агент держал газету, и я решила, что последняя версия, по всей видимости, изложена на одной из полос популярной газеты.

Я лживо удивилась его словам, сообщив, что мне пришлось по заказу этого безвременно ушедшего в мир иной человека следить за его бывшей супругой.

Юриста не очень интересовало — что именно пришлось мне делать у Лазутина. Его больше волновало — успел ли банкир со мной рассчитаться. Вот как! Врать я, похоже, уже привыкла, и, нисколько не смущаясь, я сказала, что получила лишь небольшой авансик, занизив реальный на… Какая разница на сколько? Вообще могла заявить, что ничего не получила от слинявшего на тот свет клиента. Но не стала. Выдав прохвосту положенный, заранее договоренный с ним процент.

Юрист расчувствовался после этого, пофилосовствовал ещё некоторое время на тему, что жизнь — это всегда борьба и ничего, что собственный офис пока отодвигается на некоторый срок. Всё в своё время. Спасибо ему. Относительно жизни я уж как-нибудь сама разберусь — подумала я про себя.

Для юриста погибший Лазутин отныне стал пройденным этапом. Бывшим клиентом. Он уже размышлял о будущих.

И уже на следующий день он позвонил мне и сообщил, что есть новый заказ. Я мягко отказалась. И подумала, что он теперь отстанет, но нет. Через несколько дней он вновь позвонил и предложил немедленно приступить к работе. Пришлось долго распространяться о том, что у меня серьёзно расшаталась нервная система — настолько, что руки дрожат, когда я рву туалетную бумагу, и даже «Тампакс» не могу с одного разу поставить, чтобы чувствовать себя свободной каждый день. Юрист прохихикал и сообщил, что всё понял. И потребовал, чтобы я не слишком долго тренировалась в постановке гигиенических средств. Пошляк старый.

Каждый день я брала кучу книг по истории и уходила на природу. Лежала на солнышке, грела бока и перелистывала страницы книжек.

Я хотела забыться. Перед моими глазами стоял Лазутин. В тот последний миг. Когда я стояла у обрыва карьера. Я словно заново чувствовала холодную пустоту внизу и отвратительный смрад негашеной извести. А спереди исходил иной запах — запах свинца, который вот-вот должен был просвистеть в мою сторону. Окажись я менее удачлива, а он более — и вряд ли бы я грелась на солнцепеке. Скорее мерзла бы в сырой земле. Вру. Нигде бы я не мерзла. Мои косточки сожрала бы едкая дрянь. Без остатка. Почему я