глубоководное погружение с уходом на рабочую глубину до 170 метров.

Испытания показали, что прочный корпус, все забортные отверстия, механизмы в основном удовлетворяют предъявляемым требованиям. Но снова возникли серьезные претензии к командиру корабля. Поэтому я приказал начальнику штаба дивизии капитану 1-го ранга Н.М. Баранову не отправлять лодку в море, а заняться совершенствованием подготовки командира и личного состава непосредственно в базе'.

Распоряжение комдива не выполнили и 'выпихнули' С-80 в полигон для отработки плановой курсовой задачи. О этот всемогущий идол - план!

Капитан 1-го ранга Егоров находился на мостике плавбазы 'Иртыш', когда из перехваченной радиограммы узнал, что С-80 отправлена в море.

'К трем часам ночи шторм вроде ослабел. Но вскоре налетел шквалистый северный ветер со снежными зарядами и как разъяренный зверь накинулся на корабли.

Находясь на мостике плавбазы 'Иртыш', которую на якорях носило с борта на борт усилившимся до ураганной силы ветром - 25-30 метров в секунду при сплошных снежных зарядах, я следил по локации за состоянием кораблей на рейде. От командиров лодок периодически поступали доклады о положении дел. Прошла радиограмма от подводной лодки С-80. Поскольку она была адресована штабу подводных сил, мы не смогли её раскодировать. Полагал, что моя просьба выполнена, командир С-80 подтвердил приказание штаба о возвращении и лодка направляется в базу. К тому же порядок работы связи запрещал мне с моря давать лишние запросы.

Заканчивалась штормовая полярная ночь. Начало рассветать. Теперь, казалось, можно успокоиться. Но вдруг получаю тревожный доклад: 'Узел связи флота постоянно вызывает подводную лодку С-80. Ответа от неё нет'.

Мое беспокойство за корабль и экипаж вновь возросло. С ураганом шутки плохи. Каких только не возникло тогда предположений о причинах молчания корабля! Поначалу думалось, что отказала связь. Мысли крутились и вокруг возможности погружения лодки. Командир С-80, не получив распоряжения штаба подводных сил о возвращении в базу, мог пойти на это, чтобы укрыться под водой от шторма.

В тяжком ожидании прошел день, ветер почти успокоился, а подводная лодка все молчала. По приказу командующего флотом рейдовый сбор нашего соединения был прекращен. Лодки возвратились в базу. Прямо с причала меня вызвали в штаб флота.

С немалой тревогой - не о себе, а о людях С-80 - вошел я в зал заседания военного совета флота. За столом вижу Маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского. В тот период он был главным инспектором - заместителем министра обороны СССР. С ним рядом - главком Военно-морского Флота С.Г. Горшков, командование флота: А.Т. Чебаненко, С.И. Аверчук, А.И. Рассохо, адмиралы и офицеры штабов. И ещё многие, кого я не знал ранее. Мне показалось, зал переполнен одними адмиралами. 'Как же их много собралось сейчас и как трудно было добраться до них, когда соединению нужна была помощь', - с горечью подумал я.

Рассматривался вопрос, что могло произойти с подводной лодкой С-80. Как помню, я докладывал обстоятельно о состоянии корабля, экипажа и об особенностях управления лодкой с подвешенными на палубу контейнерами после модернизации. Изложил и свое мнение о возможных причинах катастрофы. Что же касается командира корабля, то я дал ему ту оценку, которую высказывал неоднократно командующему флотом.

В заключение высказал свои соображения по поиску подводной лодки. По моему мнению, в нем должны были принять участие и боевые корабли Северного флота, и суда тралового, рыболовецкого флота, которые имели на вооружении поисковые станции косяков рыбы, способные обнаружить лодку с помощью тралов даже на грунте. Для этого предложил обязательно использовать траулер 'Тунец' - специальное поисковое судно полярного научно-исследовательского института главка 'Севрыба', имевшее на вооружении современное гидроакустическое оборудование, позволяющее различать не только стаи рыб, но и неровности грунта. Это судно имело также опускаемую глубоководную камеру, в которой мог находиться оператор. Он мог обследовать на глубинах до 250 метров различные предметы на грунте.

По приказанию Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского штаб флота разработал организацию и порядок поисковых и спасательных работ. Однако время стремительно уменьшало вероятность спасения людей. А тут ещё разыгрался новый сильнейший шторм.

Главк 'Севрыба' выделил суда для поиска. Корабли вышли в море и немедля приступили к работе.

На следующее утро К. К. Рокоссовский прибыл в гарнизон, где базировалось наше соединение. Собрав командиров кораблей, он завел с ними обстоятельный разговор по поводу возможной катастрофы. Помню, начал он так:

- Я хочу от вас, опытных моряков-подводников, получить ответ: от чего могла погибнуть подводная лодка? Только откровенно, так как я не специалист и не очень разбираюсь в ваших морских делах! Не думайте, что я пришел наказывать или судить вас. Если бы надо было судить, то прислал бы прокурора. А как я понимаю, могла случиться беда, на море много трудностей, особенно во время урагана.

Командиры подводных лодок, офицеры штабов и политотдела один за другим высказывали свои предположения. В основном они сводились к тому, что, скорее всего, произошла тяжелая поломка, с которой личный состав во время урагана не смог справиться. Не исключались также и ошибки командира и экипажа.

В заключение К. К. Рокоссовский призвал командиров совершенствовать подготовку экипажей для максимального исключения катастроф, которые, к сожалению, на море не всегда удается предотвратить. Для подтверждения его слов приведу такие данные. За период с 1900 по 1982 год на флотах (кроме России) в результате аварий затонуло около двухсот подводных лодок (исключая боевые потери в Первой и Второй мировых войнах), на которых погибло четыре тысячи шестьсот человек. Германия потеряла 58 подводных лодок, Англия - 45, США - 31, Франция - 24, Япония - 15 лодок. На долю аварий, вызванных непреодолимыми обстоятельствами, приходится 9 процентов от всех погибших подводных кораблей.

Затем, попрощавшись с командирами подводных лодок, офицерами штабов и политработниками, маршал пожелал осмотреть подводные лодки, только что вернувшиеся с моря. Мы сели в ГАЗ-69. Главком ВМФ С. Г. Горшков и я через заносы и сугробы (зима была очень снежной) проехали вдоль причального фронта. В машине маршал спросил:

- Видимо, здесь много зверья? Вы на охоту ходите?

Занятый другими мыслями, я не сразу ответил, но потом сказал:

- Вот уже 20 лет служу на подводных лодках, а времени для охоты так и не выкроил.

Рокоссовский рассмеялся, потом, повернувшись ко мне, серьезно заметил:

- Зря вы так. Охота - это очень хороший вид отдыха и спорта.

Это была моя последняя встреча с таким замечательным человеком. Прощаясь, попросил маршала разрешить мне выйти в море на поиск подводной лодки. Немного подумав, он спросил:

- А где ваша семья? Давно ли вы были дома?

Подобное внимание, да ещё в таких обстоятельствах, было неожиданным и приятным. Я с чувством благодарности ответил:

- Две недели был в море. Семья живет в Полярном, здесь, в гарнизоне, жилые дома ещё только строятся.

Рокоссовский повернулся к главкому ВМФ и сказал:

- В отношении выхода в море - это правильно. Но сперва пусть комдив побывает дома, успокоит семью.

Это решение маршала, подтвержденное главкомом ВМФ, для меня было важным вдвойне: я понял, что от моря - самой дорогой моему сердцу стихии меня не отлучат, я продолжу службу и, возможно, останусь командиром соединения подводных лодок.

Забота всегда приятна, а в таких условиях - вдвойне. И, что греха таить, в нашей военной службе все мы ещё крайне скупы на её проявление. Видимо, нам ещё предстоит осознать значение возрождающегося в стране милосердия, воспринять его гуманистические идеи.

Проводив маршала и главкома, я отдал штабу распоряжение готовить к выходу в море однотипную с затерявшейся подводную лодку, имеющую необходимые средства связи. Комбригу В.И. Сухомлинову тоже