карточки… Если что, попросите портье соединить с посольством Великобритании. Нахожусь здесь в ранге третьего секретаря… Поменяйте привезенные доллары на местные динары. Шансов выехать за границу у большинства местных нет, из-за строгих законов контрабанда на нуле. Доллары не популярны. Меняйте в отеле. На черном рынке курс выше. Но за обмен там могут арестовать!
Через несколько минут англичанин уехал.
Кожедуб спустился из номера в ресторан. Еда была вкусной, но официанты пребывали словно во сне. Наконец расплатился по счету, пошел к себе. В киоске накупил газет…
На первой полосе немецкого издания — фотография профессора Шахматова. Лицо покрыто отвратительными красными волдырями, но жизнь — вне опасности…
Адвокаты иностранных матросов сделали заявление: никакими неандертальцами те не являются. Раздутый шум — последствие выступления Шахматова. Тот, уже из больницы, упирал на свое.
Статья в немецкой газете называлась: «Профессор Шахматов настаивает: неандертальцы!»
Зазвонил телефон.
— Вам предстоит путешествие в другой город… — незнакомец говорил на ломаном английском. — Без разрешения иностранцы не могут покидать пределы столицы. Ровно в девять за вами зайдут. Отправитесь за бумагой…
Человек бросил трубку.
В пять минут десятого в дверь кожедубовского номера постучали.
Нейпир! Поздоровались, как старые приятели.
— Госучреждение, в которое нам надо, неподалеку. Не имеет смысла пробираться на машине. Улочки узкие. Пойдем пешком…
В городе на кремнисто-коричневом фоне выделялись черные лица людей и их ослепительно белые одежды…
— Административный центр государства, объединяющего разноплеменные народы! — рассказывал Вильям. — Некоторые, тысячелетиями проживая на своей территории, не имели контактов с цивилизацией. Добирались сюда лишь этнографические экспедиции. Природа и климатические условия суровы: палящее солнце, недостаток воды, выжженные африканские степи — саванны. За века приспособились кое-как выживать. Но жизнь балансирует на грани смерти. А сгубило их глобальное потепление…
— Почему? — поразился Кожедуб.
Ему казалось: уж местным-то аборигенам жара не страшна.
— Сделало эти места чуть более засушливыми. В других регионах уменьшение количества дождей — не принципиально. Здесь разрушило хрупкий баланс. Северо-восточная Африка гибнет. Почвы унесло ветром, примитивное сельское хозяйство больше невозможно. Племена, тысячелетиями выживавшие на своих землях, бросили их. Двинулись в отчаянии в столицу. Теперь этот город — самый большой в мире зал ожидания. Несколько миллионов населения, большинство не работает. Занимаются неизвестно чем, ожидают каких-то перемен, которые неизвестно когда и почему наступят. Покинули прошлое, но будущее не наступило. Самая большая мечта — заполучить крышу над головой. Став владельцем одноэтажного домика, местный перестает к чему-либо стремиться. В лучшем случае — торгует с лотка, а то и с асфальта: сигареты, мыло, какая-нибудь еда. Но это — колоссальный успех…
Несколько раз навстречу попались калеки.
— Почему у них нет рук?..
— О, это отдельная история!.. Полагаю, лучше тебе не рассказывать. Но я все же сделаю это…
63
Наглотавшийся воды Суарес пришел в себя не сразу. Глядя на сгрудившихся вокруг низкорослых охотников, постепенно понимал: он — жив.
— Благодарю тебя, господи, за чудо!.. — прошептал обессиленный миссионер одними губами.
«Преследование — безрассудство. Меня толкнул на него дьявол!» — подумал следом.
Вспыхнувшая ненависть к сатане оживила его. Он сперва пошевелился. Потом с помощью чернокожих охотников присел. Спина опиралась теперь о коричневый обвитый лианами ствол. Они находились в густой чаще…
Нагота спасителей прикрыта лишь набедренными повязками, вооружены луками… То и дело замирали и с тревогой прислушивались к тому, что происходит в глубине тропического леса. В глазах охотников мелькала тревога и неприкрытый страх.
— Твоя лодка утонула… — сказал миссионеру один из них. — Здесь оставаться нельзя… Страшный дух пребывает поблизости… Мы должны спешить!.. Ты можешь идти?..
Суарес приподнялся выше… Попытался встать, но от слабости повалился обратно. Откинувшаяся назад голова ударилась о толстую лиану.
Ужас охватил миссионера.
— Не оставляйте меня здесь! — малодушно прошептал он. Губы дергались. — Вынесите из джунглей… Вам хорошо заплатят!.. Сатана… Он рядом! Я чувствую… Ему нужен я!.. Хочу умереть среди братьев… Ему не достанусь!..
От слов белого тревога охотников только увеличилась.
Трое из них уже орудовали в зарослях, срубая при помощи огромных тесаков длинные палки… «Соорудят носилки!» — догадался Хуан. Никогда прежде его воля не находилась в состоянии такого упадка.
Потом он посмотрел на охотников — все они, как один, вглядывались в чащу. Суарес проследил за их взглядами: за поваленным стволом дерева заросли были особенно густыми. Ему показалось: мокрые волосы на его голове начинают Шевелиться… Сатана приближался!
— У власти — военный диктатор. Ввел жесткие законы против преступлений. Но заключенных в тюрьмах стало меньше: вместо тюрьмы — ампутация. За последние месяцы количество безруких в городе увеличилось на полтысячи… — рассказывал Нейпир. — Вот тебе местный анекдот: преступник выкупил у палача собственную отрубленную руку, высушил ее, прикрепил к деревянной подставке. Теперь просит подаяние, стоя возле руки с протянутой ладонью. Та — у ног на асфальте. Успех необыкновенный… Медяки так и сыпятся!.. Ну вот, закрыто!
Государственное учреждение в назначенный час так и не открылось…
Получение разрешения заняло два дня…
Небольшой портовый городок в сотне километров от столицы.
— Откуда здесь столько китайцев? — спросил Кожедуб.
— Отец нации активно закупает в Китае оружие, поставки идут в основном через наш порт… На кораблях прибывают техники, советники…
Иван находился в ужасающе грязной гостинице, у которой был очень приветливый и разговорчивый хозяин — одновременно исполнял за стойкой обязанности портье…
Нейпир посадил Кожедуба ранним утром в старенький поезд, через несколько часов — у моря. Последовали два трудных дня: гулять по городу тяжело по причине устрашающей жары, сидеть в обшарпанном номере — тоскливо.
Кругом — крайний упадок. Все, на что падал взгляд, старое, ветхое. По улицам слонялись медлительные местные жители. Казалось, если что-то отваливалось или ломалось, ни у кого нет сил произвести ремонт.
Вечером второго дня, когда стемнело, на улице подошел человек. Попросил сесть в стоявший