бумаги, и мы их зашили в некие подкладки к папе и к сказанному Кавальерино. Затем они дали мне все золото, какового было фунтов двести, и сказали мне, чтобы я его переплавил насколько можно более тайно. Я пошел к Ангелу, где была моя комната, каковую я мог запирать, чтобы никто мне не мешал; соорудив себе здесь из кирпичей самодувную печурку и приладив в поду сказанной печки довольно большой зольник в виде блюдца, бросая золото сверху на уголья, оно понемногу падало на это блюдо. Пока эта печка работала, я постоянно бдил, чем бы мне повредить нашим врагам; а так как до окопов наших врагов внизу было от нас ближе, чем камнем бросить, то я причинял им вред в сказанных окопах некоим древним ломом, которого было несколько куч, прежние замковые запасы. Взяв один сакр и один фалконет, у каковых были у обоих пообломаны жерла, я их набивал этим ломом; и когда я затем эти орудия запаливал, он летел вниз, как сумасшедший, причиняя сказанным окопам много неожиданных бед; и таким вот образом, держа их постоянно наготове, пока я плавил сказанное золото, я, незадолго до вечерни, увидел, что подъезжает вдоль края окопа один верхом на муле. Пребыстро бежал этот мул; а тот что-то говорил тем, что в окопах. Я приготовился запалить свое орудие пораньше, чем он со мной поравняется; и так, запалив с верным расчетом, едва он поравнялся, я ему попал одним из этих обломков прямо в лицо; остаток угодил в мула, каковой упал мертвым; в окопе послышался превеликий шум; я запалил второе орудие, не без великого для них вреда. Это был принц Оранский108, который нутром окопов был отнесен в некую гостиницу по соседству, куда сбежалась вскорости вся войсковая знать. Когда папа Климент услышал, что я сделал, он тотчас же послал за мной, и, спросив меня о случившемся, я ему все поведал и, кроме того, сказал ему, что это, должно быть, чрезвычайно важный человек, потому что в этой гостинице, куда его отнесли, тотчас же собрались все главари этого войска, насколько о том можно было судить. Папа, в отличнейшем духе, велел позвать мессер Антонио Санта Кроче, каковой дворянин был главой и предводителем всех пушкарей, как я говорил; сказал, чтобы он велел всем нам, пушкарям, чтобы мы навели все наши орудия на этот сказанный дом, каковых было бесконечное множество, и чтобы, по выстрелу из аркебузы, каждый палил; так что, с убийством этих вождей, это войско, которое сейчас как бы на подпорках, совсем развалится; и что, быть может, господь услышит их моления, которые они так часто возносят, и таким путем избавит их от этих нечестивых злодеев. Когда мы приготовили наши орудия, согласно приказанию Санта Кроче, и ждали знака, об этом узнал кардинал Орсино109 и начал кричать на папу, говоря, что ни в коем случае нельзя этого делать, потому что вот-вот будет заключено соглашение, а что если этих убьют, то лагерь без вождя силой ворвется в замок и погубит их вконец; поэтому они не хотят, чтобы это было сделано. Бедный папа, в отчаянии, видя, что его режут и внутри, и снаружи, сказал, что предоставляет размыслить им. Когда приказ был таким образом отменен, я, который не мог выдержать, узнав, что ко мне идут с приказом не стрелять, запалил полупушку, которая у меня была, каковая попала в столп во дворе этого дома, где я видел прислонившимся множество людей. Этот выстрел причинил врагам столь великий вред, что они готовы были покинуть дом. Этот кардинал Орсино сказанный хотел меня велеть повесить или убить во что бы то ни стало; против чего папа смело меня защищал. Громкие слова, которые между ними довелись, хоть я их и знаю, но так как не мое ремесло писать истории, то мне нет надобности их говорить; а буду заниматься только своим делом.

XXXIX

Переплавив золото, я отнес его папе, каковой много меня благодарил за все, что я сделал, и велел Кавальерино, чтобы тот дал мне двадцать пять скудо, извиняясь передо мной, что большего у него нет, чтобы он мог мне дать.

Спустя несколько дней было заключено соглашение110. Я отправился к синьору Орацио Бальони, вместе с тремястами товарищами, в Перуджу; и там синьор Орацио хотел мне поручить этот отряд, какового я тогда не захотел, сказав, что сперва хочу съездить повидать моего отца и выкупить изгнание, какое у меня было из Флоренции111. Сказанный синьор мне сказал, что он назначен капитаном флорентинцев; и тут же был сер Пьер Мариа ди Лотто112, посланец сказанных флорентинцев, каковому сказанный синьор Орацио весьма меня препоручил, как своего человека. Так я отправился во Флоренцию с несколькими другими товарищами. Чума была неописуемая, великая. Прибыв во Флоренцию, я разыскал моего доброго отца, каковой считал, что я или погиб во время этого разгрома, или вернусь к нему голым. Каковое случилось совсем наоборот: я был жив, со множеством денег, со слугой и на добром коне. Когда я явился к своему старику, такова была радость, в которой я его увидел, что я думал, пока он меня обнимал и целовал, что он от нее, наверное, тут же умрет. Рассказав ему все эти дьявольщины разгрома и дав ему в руки изрядное количество скудо, каковые я себе заработал по-солдатски, когда мы обласкали друг друга, добрый отец и я, он тотчас же отправился в Совет Восьми выкупать мое изгнание; и оказалось случайно, что в числе Восьми был один из тех, которые мне его дали, и это был тот самый, который безрассудно сказал тот раз моему отцу, что хочет послать меня на дачу с копейщиками; поэтому мой отец отпустил в отместку несколько приличествующих слов, вызванных теми милостями, которые мне оказал синьор Орацио Бальони. При таком положении дел я рассказал отцу, как синьор Орацио избрал меня в капитаны и что мне пора начать подумывать о том, чтобы набирать отряд. От этих слов бедный отец, сразу же расстроившись, стал меня умолять господом богом, чтобы я не брался за это предприятие, хоть он и знает, что я способен и на это, и на еще большее, говоря мне при этом, что уже другой его сын и мой брат весьма отважен на войне, а что я должен заниматься тем чудесным искусством, над каковым я столько лет и с таким великим усердием потрудился уже. Хоть я ему и обещал послушаться, он рассудил, как человек умный, что если явится синьор Орацио, то, как потому, что я ему обещал, и по иным причинам, я никак не смогу преминуть, чтобы не предаться воинским делам; и вот он ловким способом задумал удалить меня из Флоренции, говоря так: “О дорогой мой сын, чума здесь неописуемая, великая, и мне все время кажется, что ты вот-вот вернешься с нею домой; я помню, что когда я был еще молодым человеком, я отправился в Мантуу, в каковом городе я был весьма обласкан, и там я прожил несколько лет; я тебя прошу и приказываю тебе, чтобы, ради любви ко мне, и лучше сегодня, чем завтра, ты отсюда убрался и отправился туда”.

XL

Так как мне всегда нравилось видеть свет и никогда еще не бывав в Мантуе, я охотно отправился, взяв деньги, которые привез с собой; а большую их часть оставил моему доброму отцу, обещав ему помогать ему всегда, где бы я ни был, и оставив мою старшую сестру руководительницей бедному отцу. Имя ей было Коза113, и так как она никогда не желала иметь мужа, то была принята в монахини к святой Ореоле, а пока оставалась в помощь и надзор старику отцу и в руководство другой моей сестре114, младшей, каковая была замужем за некоим Бартоломмео, ваятелем. И так, отбыв с отцовским благословением, я взял своего доброго коня и на нем отправился в Мантуу. Слишком многое пришлось бы мне рассказать, если бы я хотел подробно описывать это маленькое путешествие. Так как мир был омрачен чумой и войной, я с превеликой трудностью все же добрался потом до сказанной Мантуи; в каковую когда я прибыл, я стал искать, чтобы начать работать; и вот меня приставил к делу некий маэстро Никколо, миланец, каковой был золотых дел мастером у герцога сказанной Мантуи115. Когда я оказался приставлен к делу, я, два дня спустя, пошел навестить мессер Юлио Романо, превосходнейшего живописца, уже сказанного, большого моего друга, каковой мессер Юлио учинил мне неописуемые ласки и очень сердился, что я не приехал спешиться у его дома; а жил он вельможей и выполнял для герцога работу за воротами Мантуи, в месте, называемом Те. Эта работа была велика и изумительна, как, должно быть, можно видеть и сейчас. Сказанный мессер Юлио тотчас же в весьма лестных словах поговорил обо мне с герцогом; каковой велел, чтобы я ему сделал модель, чтобы хранить частицу крови Христовой, которая у них имеется, каковая, как говорят, принесена туда Лонгином116; затем он обернулся к сказанному мессер Юлио, говоря ему, чтобы он сделал мне рисунок для сказанного ковчега. На это мессер Юлио сказал: “Государь, Бенвенуто — человек, который не нуждается в чужих рисунках, и в этом ваша светлость вполне убедится, когда увидит его модель”. Принявшись делать эту сказанную модель, я сделал рисунок к сказанному ковчегу, так чтобы он вполне вмещал сказанную сткляницу; затем, кроме того, сделал восковую модельку.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату