готов был играть, тем более, что этот концерт показался ему чрезвычайно забавным.
Хозяйка приказала подать кофе в салон.
Аккомпаниатор уже сидел у рояля, здесь же лежала скрипка Венявского.
— Что же вам сыграть?
— Все, что вы сможете.
— В таком случае пришлось бы играть несколько дней, нет, недель и даже месяцев, — в свою очередь похвастался виртуоз.
— Играйте пожалуйста, я послушаю, — кокетливо сказала хозяйка и села в массивное итальянское кресло.
Только теперь, когда полная дама перестала болтать, Венявскому удалось немного к ней присмотреться. В огромном зале было их только трое: он, она и аккомпаниатор. Импрессарио — человек предусмотрительный — договорился с ним заранее, только ехал он в другой карете. Импрессарио не забывал ни о чем, что могло повлиять на его заработок.
— Хотите классиков, итальянскую, французскую, немецкую музыку?
— Мне все равно, играйте что угодно, я хочу насытиться звуками, — шептала сытая, жирная дама.
Венявский сыграл лирическую итальянскую песенку.
— Понравилось вам?
— Ах, если бы так вечно… вы замечательно играете.
Венявский не пытался подыскивать сложные композиции. Он сыграл чардаш Листа так, что из под смычка сыпались искры. Полная хозяйка закрыла от удовольствия или от волнения глаза. Этого рода репертуар полностью отвечал вкусам миллионерши. Когда он уходил, она напомнила:
— Подумайте о моем предложении. Мне очень нравится ваша игра. А может быть вы хотите остаться на ночь; уже поздно, места у меня довольно, вы здесь отдохнете лучше, чем в гостинице.
— Меня ждут и я не хочу, чтобы пошли сплетни на наш счет, — отделался виртуоз от приглашения.
В гостинице он на два часа задержался в салоне игр. Лег спать на рассвете. Как только открыл глаза, увидел около кровати толстого импрессарио с его добродушной улыбкой. Пробрался в спальню скрипача, хотя тот приказал никого к нему не впускать. Сел рядом с кроватью и болтает с хитроватой улыбочкой. Внезапно разбужденный Генрик, не мог сначала понять, что ему надо.
— Как тебе понравилась толстая Мэри?
— Какая Мэри? Эта вчерашняя любительница моей игры?
— Именно о ней опрашиваю, потому что факт, что ты ночевал в Эксцельсиоре, свидетельствует по- видимому, что вы не пришли к соглашению.
— О чем ты болтаешь?
— Тебе подвернулся случай, ты должен им воспользоваться. У нас бизнес — это бизнес. Помни об этом! Учись делать деньги. Без монеты в Америке не проживешь.
— Поэтому я и уезжаю в Европу.
— Ты с ума сошел? Ни один музыкант не пользовался у нас таким успехом как ты. Нельзя не воспользоваться этим.
— За какую сумму? — улыбается Генрик.
— Что ты зарабатываешь в Европе? Мы тебе можем заплатить больше чем царь!
Венявский уже не может выдержать. Он расхохотался, хватаясь за бока.
— Ведь я знаю концертные возможности Европы. Это мой бизнес. Сто концертов ты дать не сможешь, а это может принести всего лишь 100000 франков? У нас за сто концертов мы дадим 100000 долларов. И царь столько не заплатит. Я проверил, в Петербурге тебе платили мизерное жалованье. За все вместе каких то 6000 рублей и вдобавок требовали, чтобы ты переносил капризы и плохое настроение двора. А здесь у нас можешь жить широко, свободно, — искушал импрессарио.
— Все это хорошо. Но в Америке художник не может творить. Вы бы меня заездили как старую клячу.
— Что тебе еще надо? Мэри даст тебе 12000 долларов в год. Займешь у нее должность солиста, как прежде у царя и будешь располагать неограниченным временем для своего творчества. Это ее предложение.
— Ты забываешь, что я женат и у меня четверо детей.
— Это не мешает. Мэри баба умная. Она черта обманет. Подумай хорошенько над этим предложением, это тебе говорю как друг.
— За 5 процентов от оборота, — смеется Венявский.
— Мне тоже жить надо! — не унывает посредник.
— Спасибо тебе за добрые пожелания и заботу о моей судьбе. Я последую твоему совету и подумаю над твоим предложением.
— Певицу возьмешь с собой в Европу?
— 357 ~
— Еще не знаю; ей предлагают выступать в Метрополитен-опера.
— Я тебе это устрою. Наверное сделаю лучше любого посредника. Оставь мне полномочия от Паолы.
В СТАРОМ СВЕТЕ
Конечно Брюссель это не Нью Йорк и даже не Сан Франциско. Должность профессора высшего класса скрипичной игры, несмотря на то, что вслед за Венявским из Америки приехали его ученики Леопольд Лихтенберг, Исидор Шнитцлер, Геймендаль и Катц— не была синекурой. Разве только то, что соответствовала рангу Венявского. На место Вьетана пришел виртуоз еще более высокого класса. Венявский стал учителем Эжена Изаи, что сразу же прославило этого скрипача.
В Брюсселе виртуоз жил с Изой. Она стала еще более брюзгливой болтушкой, чем раньше, и все подсовывала ему разные вкусные вещи. Венявский растолстел еще больше. Сердечная болезнь развивалась, хотя он подолгу не выходил из дому. Ничего нового он не создавал. Время отнимали Брюссель с его скупым и богатым мещанством, тем более, что в кафе можно было встретить политиканствующих, сплетничающих поляков, гоняющихся за миражами. Мешала и близость Парижа. В республиканском Париже нечего делать из за денежного кризиса. Венявский знает, что после стольких лет работы в его творческом багаже мало что осталось. А творить он не в состоянии.
Астма не позволяет ему играть стоя. Вопреки своему горячему темпераменту Венявский вынужден играть сидя.
Генрик готовит новую концертную программу для выступлений в Вене. Концерт Мендельсона, Соната Тартини с «трелью дьявола», Концерт си-бемоль-минор Вьетана и, в честь венгров, «Венгерская песня» Эрнста.
Находясь в Париже, он однажды случайно встретил в Кафе Де ла Пэ Ольгу Петровну. Она приехала с мужем. Экс-певица не могла удержаться, чтобы не побеседовать с петербургским другом. Она оставила мужа у столика, а сама подошла к Генрику.
