По залу прокатился смех. Венявский продолжал:
Девушки отвечали:
Снова смех, радость, веселье, музыка. Паола уже не может дождаться своей очереди.
— Если не хочешь, мне может аккомпанировать Сандро.
— Великолепно, спой хоть один раз с Сандро. А я буду вторить на скрипке.
Венявский объявил во всеуслышанье:
— Тише!
Скрипка уже в руках.
— Что будешь петь?
—
Сандро, расчувствовавшись, ворочает белками глаз.
— Ах,
Паола своим серебряным голоском начинает
Нет, такого «польского бала» не ожидали ни скрипач, ни его партнерша.
Возможно, они пропели бы так весь вечер, если бы не хозяин. Он накрыл стол на несколько десятков человек. Пригласил к столу самых уважаемых гостей, председателей. Пришлось еще добавить прибор для Магды; этого потребовал Венявский. Во время ужина играл оркестр. Капельмейстер подсовывал скрипачу свои рюмки. Пиршество началось и у других столиков.
— Магда, ты замечательно танцуешь!
— Ах, нет, что вы. Не смейтесь, пожалуйста. Какой там танец, у меня уже трое детей.
— У тебя трое, у меня четверо, и потому мы такая удачная пара. А где же твой муж, почему он не пришел на бал?
— Он работает на бойне, но я ему все расскажу, что происходило на балу.
— Можно мне к вам прийти, обнять детишек? Своих давно не видел, то твоих прижму к сердцу, — расчувствовался немного выпивший Венявский.
Паола начала беспокоиться о своем Рико, несмотря на то, что не понимала, о чем они говорят.
— Время уже возвращаться в гостиницу, — сказала она по-французски.
— Сам об этом думаю, но как оставить такое приятное общество.
— Сердце у тебя не болит? Мне например, очень душно.
— У меня прямо таки нет сердца. Черт с ним, с сердцем, если я очутился в кругу своих.
Все же Паола сумела вытащить его из ресторана.
На следующий день польская и непольская пресса описала «бал» во всех подробностях, приукрасив сообщение многими чрезвычайными добавлениями. Были даже такие журналисты, которые сообщили, что Венявский влюбился в Магду, танцевал с ней краковяк, пел разные частушки, пожертвовал 1000 долларов на польскую школу, обещал постоянно приезжать в Чикаго и даже поселиться здесь совсем.
БИЗНЕС В НЬЮ ЙОРКЕ
Нью-йоркская гостиница «Эксцельсиор». В апартаментах Венявского сидит добродушный толстяк с бегающими глазками, очень похожий на чисто вымытого поросенка с белой шерстью. Гость явно заискивает перед маэстро, говорит ему комплименты.
— У тебя бриллиантовая скрипка. В Штатах тебя носят на руках… Можешь получить кредит без ограничений.
— Прекрасно, только что тебе от меня нужно! Ведь ты знаешь, что вечером у меня концерт и мне надо подготовиться.
— Плевать на концерт! У меня для тебя бизнес получше.
— Говори быстро, у меня нет времени.
Добряк протягивает руку к бутылке, наливает виски в стакан. У него на руке толстое кольцо с крупным алмазом. Он старается так маневрировать рукой, чтобы Венявский заметил бриллиант.
— Ничего себе камешек, а? Может, хочешь получить такой же?
— Говори наконец, что ты от меня хочешь?
— Выпей виски, это хорошо действует на нервы. Музыкант встал со стула. Толстяк добродушно садит его на место.
Венявский не обижается, будто находится под гипнозом толстяка.
— Выкинь штуку Нью Йорку. Вместо выступления в Метрополитен-опера, отдай сегодняшний вечер кому-то, кто тебя очень любит.
— А кто уплатит неустойку? Кто вернет деньги публике? Впрочем, это было бы неуважением к публике.
— К черту неуважение, напечатаем завтра в газетах сообщение, что известная миллионерша не пустила тебя из дому и что ты играл ей весь вечер.
— Человече, о чем вы это? С луны свалились?
— Будет реклама, как ни у кого из артистов до сих пор. Ты представляешь себе, что будет происходить через неделю, через три дня, когда импрессарио назначит день следующего концерта и гарантирует действительность проданных билетов?
— Да. Получается цирк не хуже Барнума. Но я на это не пойду.
— Почему? Ну и купец из тебя! У нас в Америке бизнес прежде всего.
— Напрасно тратишь время и пьешь мое виски, — шутит Венявский.
— Я пришлю тебе в гостиницу пять бутылок.
— Хороший ты парень, но иди уже.
— Хорошо, но после концерта может быть ты хоть на часок зайдешь во дворец на
— Сколько дашь за это, — смеется Генрик.
