Конрадом нашли дневник неизвестного участника английской экспедиции, который потом отдали кому-то из ученых на «Св. Фоке». Там же они нашли несколько ручных гранат, которые пытались неудачно взорвать для привлечения внимания появившегося «Св. Фоки». Описывая заболевание своих спутников, Альбанов поведал об очень важных деталях, позволивших впоследствии врачам-ученым усомниться в цинготном диагнозе, который он поставил своим спутникам: вначале у них были парализованы ноги, затем руки, после чего наступало полное безразличие, но десны не болели и не кровоточили.
Шла война, и Альбанов с Конрадом сразу же были мобилизованы и назначены в Беломорскую ледокольную флотилию, которая тогда организовывалась для проводки транспортных судов с военными грузами в Архангельск. Ледокольные суда закупались в Англии и Канаде. Пока суда не прибыли, Альбанову разрешили съездить в Петроград повидаться с матерью и сестрами. В Петрограде он посетил заведующего гидрометеорологической частью Главного гидрографического управления Леонида Львовича Брейтфуса, который считался признанным историком арктических экспедиций. Тот пообещал помочь с публикацией рассказа об экспедиции в «Записках по гидрографии». Публикацией своих «Записок…» он хотел привлечь внимание научной общественности к судьбе пропавшей экспедиции.
В ноябре пришли закупленные в Канаде суда. Альбанова назначили ревизором (так называли второго помощника капитана) ледореза «Эрл грей», переименованного в «Канаду» (позже, в советское время, судно назовут «Ф. Литке»). Вместе с Альбановым на «Канаде» матросом служил Конрад. Осенью следующего года В. И. Альбанов станет старшим помощником капитана ледореза, а капитаном был Н. К. Мукалов, впоследствии известный полярный капитан. А летом 1916 года Альбанова назначат капитаном портового ледокола № 6.
Служба была напряженной. Альбанов практически не сходил на берег. Это объяснялось еще и тем, что на берегу у него не было никакого жилья. «В городе никогда не бываю», — писал он Н. В. Пинегину в конце 1915 года, с Николаем Васильевичем они какое-то время поддерживали связь. Надежд на возвращение «Св. Анны» было все меньше и меньше, как и на спасение четырех матросов, оставшихся близ мыса Гранта, и, может быть, в связи с этим напряженным ожиданием у Альбанова стали появляться симптомы нервного заболевания.
В течение 1916 года в перерывах между вахтами он работал над «Записками…», нервное заболевание, видимо, обострили воспоминания: шаг за шагом, день за днем повторял он свою жизнь на «Св. Анне», свой страшный ледовый путь. Теперь было ясно, что «Св. Анна» никогда не вернется, и теперь он, может, проклинал себя, что не остался на судне, — может, тогда все было бы иначе…
В марте 1917 года рукопись была отпечатана в двух экземплярах, скорее всего, его старшей сестрой Людмилой Ивановной, работавшей в то время в Петрограде машинисткой (пока мне неизвестно, когда и где родилась его младшая сестра — Варвара). Первый экземпляр был отослан Брейтфусу для передачи в «Записки по гидрографии», а второй, переплетенный в виде большой книги с вклеенной картосхемой дрейфа шхуны и ледового похода, Альбанов хранил при себе. Ценность этого экземпляра в том, что в нем не было сокращений, сделанных при издании, в том числе по его просьбе, а в них могли содержаться очень ценные для нас сведения. И какова судьба той части дневника, которая не погибла с Луняевым; дневник он день за днем вел в пути и затем из него легли в основу «Записок…»? Он хранил его при себе, и тот погиб вместе с ним? Вряд ли его хранение он кому-нибудь доверил бы, в том числе даже матери…
В сентябре 1917 года из-за обострения нервного заболевания В. И. Альбанов попал в Петроградский военный госпиталь, где был признан негодным к военной и морской службе. Возвращаться с этим заключением на флот в Архангельск не было смысла. До зимы он какое-то время работал на портовых судах в Прибалтике, а затем поселился в Ревеле…
Вскоре я получил ответ на мой запрос в Государственный архив Красноярского края:
«В документальных материалах архивного фонда Красноярского совета имеется письмо губернского исполкома в военный отдел от 18 мая 1918 года следующего содержания: „Исполнительный комитет предлагает Вам, предъявителю сего Альбанову В. И., моряку военного флота, для нужд Гидрографической экспедиции выдать паровой котел и машину во временное пользование“.
Других сведений о полярном исследователе В. И. Альбанове не обнаружено. Обнаружены сведения о его сестре, Альбановой Варваре Ивановне, которая работала старшей воспитательницей в Доме матери и ребенка г. Красноярска».
Как много важных сведений в этом коротком с виду ответе!
Прежде всего становится известно, что в Красноярск он переехал не один, а забрал с собой по крайней мере младшую сестру. Будучи сиротой, она посвятила свою жизнь другим сиротам.
Жива ли она? Живы ли ее родственники? Что стало с женой Валериана Ивановича Альбанова, если он, конечно, был женат? К сожалению, письмо из Красноярского архива на эти вопросы не давало ответа. Нужно опять ждать. Надо же, в Красноярске я был несколько раз, — правда, пролетом на Камчатку или Чукотку, — если бы знать раньше!
Но в письме из Красноярского архива был другой крайне важный ответ, получается, что В. И. Альбанов вольно или невольно принял советскую власть, раз он в документе назывался «моряком военного флота», и котел паровой ему выдается по приказу исполнительного комитета Красноярского совета.
К письму из архива была приписка: «Одновременно рекомендуем обратиться в Иркутск к Яцковскому Алексею Иосифовичу, который занимается изучением жизни и деятельности Альбанова».
Алексей Иосифович Яцковский? Почему-то мне была знакома эта фамилия. Откуда она мне знакома? Я долго ломал над этим голову, но так и не мог вспомнить. Возвращаясь в очередной раз с вулканов Камчатки, при посадке в Иркутске я пытался дозвониться до Алексея Иосифовича, но выяснилось, что он в отъезде — то ли в Москве, то ли в Ленинграде, будет дома только глубокой осенью, и опять я думал: откуда мне так знакома его фамилия?
А потом, как это всегда бывает, неожиданно вспомнил: да ведь наши пути уже пересекались, ведь это он в свое время с группой альпинистов смог покорить на Камчатке до тех пор неприступную, забитую льдом вершину-кратер Кроноцкой сопки. (Летом 1968 года мне пришлось вокруг подножия Кроноцкой сопки по берегу тогда совершенно безлюдного Кроноцкого озера, шатаясь от многодневного голода и галлюцинаций, брести к геологобазе, по некоторым сведениям находящейся в том месте, где река Кронока вырывается из озера.)
И я с нетерпением ждал письма от Алексея Иосифовича. Я был уверен, что он знает о Валериане Ивановиче Альбанове то, чего не знаю я.
Но, увы, его ответ (Алексей Иосифович в последние годы работал старшим инженером лаборатории ионосферных исследований Сибирского института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР, сейчас — пенсионер) был неутешителен:
«Да, Варвара Ивановна Альбанова в течение пятидесяти лет безвыездно жила в Красноярске — жила очень скромно, даже чрезмерно скромно, довольствуясь малоденежной работой по линии детских учреждений. Умерла в 1969 году (надо же — я был в Красноярске летом 1968 года! В промежутке между самолетами целые сутки бесцельно мотался по городу! —
Вскоре я получил от Алексея Иосифовича еще одно письмо:
«Что касается обстоятельств смерти Альбанова, то это и сейчас остается загадкой. Думаю, что наиболее вероятна „смесь“ сразу двух версий, сразу двух причин: уже будучи болен, погиб при крушении поезда, возвращаясь из служебной командировки из Омска в Красноярск. Как рассказывала уже помянутая
