Вторым был А. Штегман из Дрездена. В 1904 году он описал несколько успешных случаев лечения истерии и навязчивых состояний посредством психоаналитических методов. Штегман стал первым автором, написавшим о бессознательных факторах при астме. Он умер в 1912 году.
Все это было слабым признаком рассвета. Но в 1906 году направление к Западу начало проясняться. Осенью 1904 года Фрейд услышал от Эйгена Блейлера, профессора психиатрии в Цюрихе, что тот вместе со всеми своими сотрудниками в течение двух лет усиленно занимается психоанализом и ищет различные возможности применения этого метода. Основной стимул к такому изучению исходил от главного ассистента Блейлера, К. Г. Юнга. Юнг прочел
В апреле 1906 года между Фрейдом и Юнгом завязалась регулярная переписка, которая продолжалась почти семь лет. В течение нескольких лет она была в высшей степени дружелюбным и откровенным обменом как личными мыслями, так и научными соображениями.
Известия о том, что его исследования, сделанные за последние тринадцать лет, которые повсеместно столь презирались и обругивались, находят восторженное признание в знаменитой психиатрической клинике за рубежом, согревали душу Фрейда. Его приподнятое настроение при получении таких известий и то благоприятное впечатление, которое он вскоре составил о личности Юнга, мешали ему сохранять хладнокровное суждение. Как мог он предвидеть, что сопротивления, которые неизбежно сопровождают занятие психоанализом и с которыми он был достаточно знаком по своим пациентам, могут также мешать и заставлять отклоняться с прямого пути самих аналитиков?
В 1907 году у Фрейда было три посетителя из Цюриха. Один из них — Макс Эйтингон, в то время студент-медик, завершавший свои занятия в Цюрихе, где он изучал новую психологию. Родившись в России, он воспитывался в Галиции и Лейпциге и после отъезда из Цюриха поселился в Берлине, однако сохранил за собой австрийское подданство. В более поздние годы он стал одним из ближайших друзей Фрейда. Поводом для этого визита послужило желание получить у Фрейда консультацию по поводу одного очень тяжелого случая заболевания, в лечении которого он был лично заинтересован. Эйтингон оставался в Вене почти две недели и посещал по средам собрания психологического общества приверженцев учения Фрейда 23 и 30 января. Он провел с Фрейдом три или четыре вечера, они занимались личной аналитической работой во время длительных прогулок по городу. Таким было первое обучение анализу! Я помню ускоренный темп ходьбы и быстрый неудержимый поток речи на таких прогулках. Быстрая ходьба использовалась Фрейдом для стимуляции потока мыслей, однако его спутник задыхался и предпочел бы сделать передышку, чтобы переварить мысли Фрейда. В октябре 1909 года Эйтингон провел в Вене три недели. Дважды в неделю он совершал с Фрейдом вечерние прогулки, продолжая свое обучение анализу. В ноябре он переехал из Цюриха в Берлин, намереваясь прожить там год, однако прожил там до отъезда в Палестину в 1932 году. Он был активно лоялен к Фрейду, который сам признал это в письме Эйтингону от 1 января 1913 года: «Вы были первым из всех, кто пришел к одинокому человеку, и будете последним, оставившим его».
Намного более волнующим, однако, был первый визит Юнга к Фрейду, который состоялся 27 февраля 1907 года. В июле следующего года на Международном конгрессе по неврологии в Амстердаме, на котором мы оба читали свои работы, Юнг живо описал мне свою первую встречу с Фрейдом. Ему очень много нужно было рассказать и спросил у Фрейда, и с большим воодушевлением в течение целых трех часов он говорил не умолкая. Затем его терпеливый, внимательный слушатель прервал Юнга, предложив систематизировать обсуждение. К изумлению Юнга Фрейд начал группировать содержание его разглагольствований по нескольким точным направлениям, что позволило им провести дальнейшие часы в более выгодном для обеих сторон сотрудничестве.
В течение двух или трех лет, как показывает переписка между ними и что подтверждает моя память, восхищение Юнга Фрейдом и его энтузиазм по отношению к работам Фрейда были безграничны. Свою встречу с Фрейдом он считал высшей точкой своей жизни, а спустя пару месяцев после первой встречи с Фрейдом Юнг сказал ему, что всякий, кто приобрел знание психоанализа, вкусил от древа рая и достиг познания.
Фрейд был очень благодарен за эту поддержку, которая пришла к нему издалека, кроме того, ему также крайне импонировала личность Юнга. Вскоре он решил, что Юнгу предстоит стать его преемником, и временами называл его своим «сыном и наследником». Он считал, что Юнг и Отто Гросс были единственными по-настоящему оригинальными умами среди его последователей. Юнгу предстояло стать Иисусом Наемном, которому судьбой было уготовано исследовать обетованную землю психиатрии, на которую Фрейду, подобно Моисею, разрешено было взглянуть лишь издалека. Это замечание интересно тем, что оно указывает на самоотождествление Фрейдом себя с Моисеем, которое в более поздние годы стало очень явным.
Мне кажется, что больше всего в Юнге Фрейда привлекали его энергичность, бодрость и, превыше всего прочего, его неограниченное воображение. Это последнее качество пленило Фрейда, так же как и в случаях с Флиссом и Ференци. Это качество будило отголоски чего-то, что имело величайшее значение в его собственной личности, над чем его высокоразвитой способности к самокритике пришлось установить самый строгий контроль. Но ни с Юнгом, ни с Ференци он не был столь глубоко эмоционально вовлечен в личные взаимоотношения, как с Флиссом; он просто становился теплее в их присутствии.
То, что Фрейд, когда в 1910 году было основано Международное объединение, предлагал назначить Юнга его президентом, и, как он надеялся, на неопределенный срок, являлось вполне естественным. Начнем с того, что Юнг, с его внушительным внешним видом и воинственной манерой держаться, казался подходящим для роли лидера. Со своим психиатрическим образованием и положением, превосходным интеллектом и явной преданностью работе он подходил на этот пост более чем кто-либо другой. Однако у него было два серьезных недостатка для этой должности. Это положение не гармонировало с его собственными чувствами мятежника, еретика, короче говоря, скорее чувствами «сына», нежели лидера, и это вскоре начало проявляться в отсутствии у него интереса к выполнению своих обязанностей. Затем в складе его мышления отсутствовала ясность, что являлось серьезным пороком. Я помню, как однажды встретил его соученика по гимназии и был поражен ответом, который тот дал на мой вопрос, каким был Юнг, будучи мальчишкой: «Он обладал беспорядочным умом». Я не единственный, кто сделал аналогичное наблюдение.
Восхищение Юнга личностью Фрейда, при его острой проницательности, не простиралось на группу его последователей. Их он описывал мне как разношерстную толпу художников, декадентов и посредственностей и сожалел об участи Фрейда, окруженного такими людьми. Они, несомненно, до некоторой степени отличались по своей манере поведения от того профессионального класса, к которому Юнг привык в Швейцарии, но, верно это или нет, я не могу не высказать подозрение, что его суждение было окрашено неким «расовым» предрассудком. Во всяком случае, антипатия между швейцарцами и венцами являлась взаимной и лишь возрастала с течением времени. Этому обстоятельству суждено было причинить Фрейду много страданий.
До конца этого памятного года Фрейда посетил еще один его постоянный друг, Карл Абрахам. В течение трех лет он работал в Цюрихе под руководством Блейлера и Юнга, но, не будучи швейцарцем, он не имел там перспектив на дальнейшее повышение в должности и поэтому в ноябре 1907 года решил поселиться в Берлине и практиковать там как психоаналитик. Подобно Юнгу, он изучал работы Фрейда с 1904 года. В июне он послал Фрейду оттиск первой из серии ценных работ, которые он написал по психоанализу, и она произвела на Фрейда благоприятное впечатление. С этой работы началась их
