многообещающую пробу.
В связи с этим я хотел бы обратиться к Вам с просьбой, от выполнения которой может зависеть очень многое. Я припоминаю, что Ваша работа привела к некоторому конфликту между Вами и Юнгом, или, по крайней мере, так мне показалось из тех немногих слов, которые Вы мне сказали впоследствии. Теперь я считаю, что некоторое соревнование между вами неизбежно и до определенных пределов вполне безобидно. Что касается самого предмета разногласия, то я ни минуты не сомневался в Вашей правоте и приписываю горячность Юнга его собственному колебанию. Но мне не хотелось бы, чтобы между вами возникла какая-либо вражда. Нас все еще так мало, что о несогласии, особенно из-за каких-то личных комплексов, среди нас не может быть и речи. Поэтому для нас также важно, чтобы Юнг снова мог вернуться к тем взглядам, от которых он только что отказался и которые Вы столь последовательно защищали. Мне кажется, что дело скорее клонится в эту сторону, и сам Юнг пишет мне, что Блейлер почти склонен снова отказаться от концепции органического происхождения dementia ртесох. Таким образом, Вы окажете мне личную услугу, если до опубликования Вашей работы свяжетесь с Юнгом и попросите его обсудить с Вами его возражения для того, чтобы Вы могли принять их в соображение. Дружеский жест такого рода, несомненно, положит конец нарождающемуся между вами расхождению. Это доставит мне огромное удовлетворение и покажет, что все мы способны получить от психоанализа практические преимущества для поведения в нашей собственной жизни. Не делайте эту небольшую победу над собой слишком сложной.
Будьте терпимым и не забывайте, что для Вас в действительности легче придерживаться моих мыслей, чем для Юнга, так как, во-первых, Вы полностью независимы, а затем, расовое родство приводит Вас ближе к моему интеллектуальному складу ума, тогда как он, являясь христианином[112] и сыном пастора, может находить свой путь ко мне, только борясь против сильных внутренних сопротивлений. Поэтому его приверженность является тем более ценной. Я почти что собирался сказать, что именно его появление на сцене устранило для психоанализа опасность того, что он станет еврейским национальным делом.
Я надеюсь, что Вы с вниманием отнесетесь к моей просьбе, и тепло Вас благодарю.
Ваш Фрейд
Не получив никакого ответа, Фрейд встревожился и написал снова:
9 мая 1908 года
Многоуважаемый коллега,
Не получив до сих пор никакого ответа на мою просьбу, я пишу снова, чтобы подкрепить ее. Вам известно, с какой готовностью я передавал Вам свои знания как в этом, так и в других вопросах, но для меня лично ничто не будет более болезненным, чем результат подобной чувствительности к приоритету среди моих друзей и последователей. Если каждый приложит усилия со своей стороны, станет возможно предотвратить такие вещи. Я надеюсь, что Вы, так же как и я, отучитесь от таких вещей ради нашего общего дела[113] а также ради меня.
С сердечными пожеланиями, Ваш Фрейд
Глубокоуважаемый господин профессор,
Я как раз собирался Вам написать, когда прибыло Ваше второе письмо. То, что я не ответил раньше, произошло по причине, способствующей нашим общим интересам. Когда я прочитал Ваше первое письмо, я не полностью с ним согласился, и поэтому отложил его на пару дней в сторону. Затем я смог прочесть его sine ira et studio[114] и убедился в правильности Ваших аргументов. Больше я не откладывал написание своего письма в Цюрих, но не сразу отослал это письмо. Мне хотелось по прошествии нескольких дней убедиться в том, что в нем не скрывается ничего такого, что обратило бы дружескую попытку примирения в нападки. Я знаю, насколько для меня тяжело полностью избегать полемики, и, перечитав письмо, обнаружил, что оказался прав в своем подозрении. Вчера я заново составил это письмо в его окончательной форме и надеюсь, что оно послужит нашему делу. Я хотел написать Вам лишь после окончания своего письма к Юнгу, и уверен, что Вы извините мое молчание. Теперь, когда я могу спокойно смотреть на это дело, мне остается лишь поблагодарить Вас за вмешательство, а также за то доверие, которое Вы оказали мне. Вам не следует опасаться, что по этому вопросу у меня осталось какое-либо дурное чувство.
На самом деле, я попал в этот конфликт абсолютно неумышленно. В прошедший декабрь я спрашивал у Вас, нет ли какой-либо опасности моего столкновения с Юнгом, так как Вы высказывали свои идеи нам обоим. Вы рассеяли мои опасения. В моей зальцбургской рукописи имелось предложение, которое удовлетворило бы Блейлера и Юнга, но, следуя внезапному импульсу, я опустил его, когда читал свою работу. В этот момент я обманывал себя единственным мотивом— экономией времени, в то время как действительная причина заключалась в моей враждебности в отношении Блейлера и Юнга. А она была вызвана природой их последних публикаций, выступлением Блейлера в Берлине, где он даже не упомянул о Вас, и разными другими мелочами. То, что я не упомянул Блейлера и Юнга, явно означало: «Так как вы отворачиваетесь от сексуальной теории, я не буду ссылаться на вас, когда рассматриваю вопросы этой теории…»
Искренне ваш, Карл Абрахам
Дружеская попытка примирения со стороны Абрахама не встретила того признания, которого она заслуживала: на нее не последовало никакого ответа. Тогда он подверг Юнга некоторой критике, на что Фрейд выразил ему свое собственное благоприятное мнение о Юнге. Он добавил: «Мы, евреи, более легко к этому относимся, так как у нас нет какого-либо мистического элемента». В своем следующем письме он писал: «Я сделаю все, что смогу, чтобы все стало н& свои места, когда поеду в Цюрих в сентябре. Не поймите меня неправильно: мне не за что Вас упрекать. Я подозреваю, что подавляемый антисемитизм швейцарцев, от которого меня намереваются щадить, тем сильнее направляется против Вас. Но, по моему мнению, если мы, евреи, хотим сотрудничать с другими людьми, нам отчасти придется развивать в себе мазохизм и быть готовыми выносить в той или иной степени несправедливость. Нет никакого другого пути работать вместе. Вы можете быть уверены, что, будь мое имя Оберхубер, мои новые идеи, несмотря на все другие факторы, встретили бы намного меньшее сопротивление… Почему я не могу соединить Вас вместе, с Вашей проницательностью и с энтузиазмом Юнга?» Тогда Абрахам написал ему о неблагоприятных новостях, получаемых им из Цюриха, относительно того, что швейцарцы отодвигают психоанализ на задний план как нечто такое, с чем они покончили. Однако, находясь в Швейцарии, Фрейд провел несколько дней в Цюрихе и разговаривал с Юнгом по восемь часов в день. Он рассказал Юнгу — что представляется неблагоразумным — о сомнениях Абрахама и о тех слухах, которые до него дошли. Юнг ответил, что очень огорчен этим. Фрейду удалось добиться того, чтобы Юнг преодолел свои колебания и полностью связал себя с его (Фрейда) работой. Юнг расстался с Блейлером, который целиком отрицательно относился теперь к работе Фрейда, и отказался от поста ассистента. Так что Фрейд уехал в радостном настроении.
Однако в декабре возникла новая трудность. Абрахам пришел в ярость, когда Юнг сообщил ему, что некоторые важные обзоры, написанные Абрахамом ранее для
Абрахам, будучи разумным человеком, воспринял эту критику правильным образом. Следующей весной Юнг нанес Фрейду ответный визит. Он вместе со своей женой находился в Вене с 25 по 30 марта 1909 года.
Примерно в то время, когда проходил конгресс, произошло изменение в домашней обстановке Фрейда. В конце 1907 года его сестра фрау Роза Граф, жившая с ним на одной лестничной клетке, освободила свою квартиру и Фрейд намеревался занять ее, приобретая таким образом большие удобства для жилья. А это значило отказаться от маленькой трехкомнатной квартиры на цокольном этаже, где он
