себя в руки, доктор Твентимен-Джонс повернулся и направился к ожидавшему его грузовику.
И на этот раз на дорогу из лагеря Дерева Льва до Виндхука и обратно водителю потребовалось восемь дней. Все это время Сантен волновалась, не слишком ли поздно она отправила за Лотаром. Ребенок был очень крупным и вел себя теперь крайне беспокойно. Ему не терпелось вырваться на свободу. Услышав наконец отдаленный стук двигателей возвращавшегося транспорта, Сантен вздохнула с огромным облегчением.
Отвернув край палатки, она наблюдала за прибывшими. Первый грузовик вел сам Лотар де ла Рей. Хотя Сантен изо всех сил пыталась никак не реагировать на его приезд, она почувствовала, что пульс у нее зачастил, когда Лотар выбирался из машины — высокий, стройный и элегантный, несмотря на долгое и пыльное путешествие.
Следующий прибывший, которому Лотар помог выбраться из грузовика, застал Сантен врасплох. Это была монахиня в капюшоне из ордена бенедиктинок.
— Я велела привезти кормилицу, а не монашку, — злясь, пробормотала Сантен.
А потом в глубине грузовика разглядела двух девушек из племени нама. Золотисто-коричневая кожа, смазливые глупенькие лица, у каждой на коленях младенец, прижатый к грудям, налитым молоком, резко выпиравшим под платьицами из набивного ситца. Обе девицы были похожи друг на друга, как родные сестры.
«Мокрые кормилицы». Сейчас, когда эти смуглые незнакомки, принадлежавшие другой расе, находились здесь, чтобы очень скоро давать грудь и ее ребенку, Сантен впервые за все последнее время ощутила острый приступ сожаления по поводу того, что должна была совершить.
Лотар вошел к ней в палатку с видом сдержанным и отстраненным, протянув пакет с письмами прежде, чем представить ей монахиню.
— Это сестра Амелиана из госпиталя Святой Анны.
Сестра Амелиана — моя кузина по материнской линии. Она также профессиональная акушерка, но говорит только по-немецки. Мы можем положиться на нее целиком и полностью.
С лицом бледным и худым, сестра Амелиана живо напомнила Сантен отцветшую розу. И пахла она высушенными розовыми лепестками из гербария, но глаза были колючими, холодными и смотрели на Сантен с явным неодобрением. Наклонившись к Лотару, она что-то сказала ему по-немецки.
— Она хочет осмотреть тебя, — перевел Лотар. — Я вернусь чуть позже, чтобы обсудить вопросы, касающиеся работы в компании.
— Я ей не нравлюсь. — Сантен бросила на сестру Амелиану такой же враждебный, холодный взгляд. Лотар, мгновение поколебавшись, вымолвил:
— Она не одобряет нашу сделку. Вся жизнь сестры Амелианы была посвящена тому, чтобы принимать и выхаживать новорожденных. Ей непонятно, как ты можешь бросить собственного младенца. Не понимаю и я.
— Скажи ей, что она мне тоже не нравится, но прибыла сюда для выполнения своих обязанностей, а не для того, чтобы присваивать себе право судить меня.
— Но Сантен… — попробовал протестовать Лотар.
— Скажи ей, — настоятельно потребовала Сантен, и двое гостей какое-то время быстро говорили по- немецки, потом Лотар снова обратился к Сантен.
— Она говорит, что вы понимаете друг друга. Это хорошо. Она действительно прибыла сюда только для того, чтобы забрать ребенка. Что же касается осуждения, то судить нас может только наш Отец Небесный.
— Тогда вели ей меня осмотреть.
После того, как сестра Амелиана закончила осмотр и ушла, Сантен стала читать переданные ей письма. Одно было от Гарри Кортни с массой новостей о Тейнисграале, а в конце письма под своей подписью он сделал чернильный отпечаток пальчика Шаса с пометкой: «Это подпись Майкла Кортни».
Пространное послание Анны на целой кипе листов, исписанных крупными, корявыми буквами, которые тем не менее было трудно расшифровать, заставило сердце, как всегда, сжаться от радости. От одного вида знакомых каракуль на душе потеплело.
Сантен вскрыла печать на письме от Абрахама Абрахамса.
Сантен пробежала глазами остальную часть письма, улыбнувшись комментарию Абрахамса.
***
Сантен отложила письмо, чтобы перечитать его позже, и послала за Лотаром. Он явился немедленно.
— Сестра Амелиана уверяет меня, что все хорошо, беременность протекает нормально, без всяких осложнений, роды уже близко.
Сантен молча кивнула, показав на стул напротив нее.
— Я еще не поздравил тебя с открытием, — произнес Лотар, опускаясь на стул. — Доктор Твентимен- Джонс определяет примерную стоимость шахт до начала разработок в 3 000 000 фунтов стерлингов. Это просто не укладывается в голове, Сантен.
Слегка наклонив голову, она обратилась к нему ровным, бесстрастным голосом:
— Поскольку вы работаете на меня и ввиду обстоятельств, касающихся наших личных отношений, мне кажется, что будет правильнее, если в будущем вы будете обращаться ко мне как к миссис Кортни. Любое другое обращение предполагает близость, которой больше между нами не существует.
На лице Лотара появилась болезненная улыбка, тут же слетевшая с его побелевших губ, но он ничего не сказал.
— Вы хотите, чтобы это произошло сейчас же, а не после рождения ребенка?
— Сейчас же, сэр, — резко проговорила Сантен. — Кроме того, хотела вам сказать, что я лично буду контролировать расчистку тоннеля, который ведет в долину, а это и будет нашим первым шагом. Мы начнем завтра ночью.
К сумеркам все было готово. Тропа, которая вела из долины ко входу в пещеру пчел, была расчищена и расширена. Люди из бригады Лотара подтащили доски, выпиленные из стволов мопани, и уложили их у самой пещеры.
Казалось, пчелы великого улья чувствовали угрозу, нависшую над ними. Когда солнце стало садиться, в его лучах замелькало неисчислимое количество золотистых точек — маленьких насекомых, передвигавшихся с необыкновенной скоростью. Раскаленный воздух в пространстве между утесами вибрировал от жужжания их крылышек, пока они роем кружили над головами измученных жарой рабочих. Если бы не защитные сетки, пчелы изжалили бы бедняг нещадно.
Однако с наступлением темноты растревоженные насекомые вновь исчезли в глубинах своей пещеры.
