Прищурившись, он еще раз внимательно посмотрел на лицо Алексеева и его скафандр.

— Чтоб я сдох! — воскликнул наконец он и быстро стал подниматься по ступенькам к космонавту, которого, видимо, узнал.

— Это не обязательно, — усмехнулся Вячеслав, имея в виду последнюю фразу милиционера.

— Послушайте! Вы помните меня?! Я же участковый ваш! Дыбецкий Михаил! Старлей! — Он схватил космонавта за руку и стал трясти.

— Дыбецкий? — Яхонтов нахмурился, вспомнив стычку в гадовнике. — У тебя, часом, родственников в Подмосковье нет?

— Нет. Только сестра в Барнауле была, и все. А что?

— Да нет. Ничего. — Варяг махнул рукой.

— Простите, Михаил, я вас не помню что-то, — виновато проговорил Юрий, настойчиво пытаясь выдернуть ладонь из рук участкового. — Так что стало с семьями нашими?

Из квартиры вышел притихший Макаров и взглянул на Дыбецкого заплаканными глазами.

— Вы это. — Милиционер сделал шаг назад и опустился на две ступеньки. — Тут такое дело.

— Что?! — Алексеев повысил голос.

— Бойня тут была, вот что. Бандиты. Когда чистки были. Через несколько дней после атаки. Тут банда… Они женщин насиловали. Даже деток малых. А потом загнали всех на верхний этаж, подожгли всякое тряпье и покидали в шахту лифта. А потом туда стали людей бросать живьем. И сверху опять горящие тряпки. Одна старушка выжила. Ее не тронули. Только ноги ей прикладами автоматов перебили. А их потом солдат какой-то сжег из гранатомета. Бандитов этих. Они в джип свой сели. Большой такой. «Хаммер» типа. А он из палисадника как захерачил! Молодец, парень. Только это. Он тоже потом в шахту бросился. Он бегал тут по квартирам. Любимую свою искал. А как узнал от бабки, что случилось, то в шахту бросился.

— А ты, мент, где был, когда наших жен насиловали?! — заорал Алексеев.

— Вы это! Чего орешь-то! Мы, между прочим, в отделении четыре дня оборону держали! Носа высунуть не могли! Стреляли в нас почем зря! Это потом ОМОН к нам пробился с боем. Так я сразу сюда. А тут бабка эта. Все рассказала и отдала богу душу. А как солдатик тот бандитов поджарил, сынок мой видал. Он в подвале прятался. Десять годков ему было тогда. Чего, я виноват, что ли? Сынок мой, между прочим, машину вашу сейчас охраняет. Чего орать-то?! — Милиционер махнул рукой и стал спускаться вниз.

Варяг взглянул на раздавленных горем космонавтов.

— Мужики, я сочувствую. Но это всех коснулось. Всего мира. Идемте.

Яхонтов направился вниз, вслед за Дыбецким.

На улице стало заметно холодней и сумеречней. Снова падали редкие снежинки. Сын милиционера был одет в теплый костюм горнолыжника. Черная повязка на небритом и покрытом шрамами лице красноречиво свидетельствовала об отсутствии правого глаза. В руках он держал охотничью двустволку, а к железному карабину на пожарном ремне, которым он был опоясан, были присоединены две цепи из нержавейки, которые кончались шипованными ошейниками, ограничивающими свободу пары немецких овчарок.

— Это Борька. Сын мой, — сказал подошедший к нему милиционер. — Вы это. Трактор свой спрячьте там, между мусоровозом ржавым и стеной. Видите? У соседнего дома.

Там в подвале мы и живем. Присоединяйтесь к нам. Вместе веселей. Безопасней да теплей. Сейчас ужинать будем.

— Спасибо. — Варяг кивнул. — И за гостеприимство, и за то, что машину посторожили. Мы сейчас к вам присоединимся. Договорились?

— Лады, — махнул рукой участковый. — Ждем у себя дома. Пошли, сынок.

Они двинулись к своему обжитому подвалу в соседней высотке, вход в которую был скрыт из поля зрения большим полусгнившим КамАЗом для перевозки мусора.

Яхонтов взглянул на дверной проем подъезда дома. Вячеслав и Николай уже были на улице, а вот космонавты совсем не торопились.

— Андрей! Юра! — окрикнул искатель своих товарищей. — Ну где вы там?!

Первым вышел Макаров. Следом Алексеев.

— Послушай, Варяг, — начал говорить Андрей. — Мы покажем вам, как управлять машиной. С вами мы не поедем.

— То есть как? — Яхонтов ошарашенно посмотрел на космонавтов.

— Мы в Москве останемся. Тут наш дом. Тут прах наших… наших… семей… Все. Мы только ради этого и ехали.

— То есть ты хочешь сказать, вы нам все это время голову морочили? И про ХАРП, и про все остальное? — нахмурился Варяг.

— Нам уже бороться не за что, пойми, — вздохнул Юрий.

— Не за что? А нам зачем надо было сюда тащиться? Зачем?! Вы обманом вытащили нас из Надеждинска! А теперь умываете руки!

— ХАРП существует и действует. Мы не лгали.

— А зачем нам нужен был этот крюк?! Потеря драгоценного времени! — Яхонтов был в ярости.

— А как бы ты поступил? Мы все эти годы жили надеждой, что наши близкие спаслись. Теперь все. Теперь все равно. Вы делайте свое дело. Забирайте луноход. А мы останемся здесь.

— Да вы… — Варяг сделал шаг в сторону космонавтов и сжал кулаки, но Сквернослов перегородил ему дорогу.

— Перестань, — сказал он. — Представь, каково им. Они жен своих потеряли. У Андрея еще и дочка была. У них же горе. Не дави на мужиков.

— Горе?! — воскликнул Яхонтов. — Сколько человек сгинуло? Четыре, пять миллиардов? Кто считал? А горе только у них? А как насчет оставшихся в живых? Кто еще в состоянии дать им второй шанс, если не мы?! Но нам вместе надо быть! А эти двое просто эгоисты! Всем плохо! Все кого-то потеряли! И что теперь, вешаться?! Надо дальше жить и жизни шанс дать! Черт вас всех подери!!!

Николай почувствовал, что у него снова начинает болеть голова, и побрел в сторону подвала, в котором жил милиционер с сыном. Он снова поймал себя на мысли, что не знает, кто в этом споре прав. Может, опять и те и другие? Это неуютное состояние неопределенности давило на психику, и Васнецов просто захотел убраться от источника головной боли, коим и являлся этот спор.