волны лениво плескались вокруг них, приплыли стаи серебряной рыбешки размером в палец и стали клевать их обнаженную кожу. Танит рассмеялась от щекотки.

Потом они полежали на солнце и обсохли, и Хай взглянул на стоявшую над ним Танит. Волосы у нее были влажные и тяжелыми черными прядями свисали на плечи и грудь. Солнце позолотило ей плечи, а на ресницах дрожали капли воды. Она гордо выдерживала его взгляд, собрав груди в ладони рук.

– Я изменилась, святой отец? – спросила она насмешливо, и Хай улыбнулся и покачал головой.

– Смотри внимательней, – предложила она, и ему показалось, что груди у нее полнее и более заострены, он заметил также, что на них появились мраморные прожилки сосудов.

– Ну? – спросила Танит, и провела руками по животу.

– Ты толстеешь, – выговорил ей Хай. – Слишком много ешь.

Танит покачала головй. «То, что здесь, святой отец, пришло совсем не через рот».

Смех замер на губах у Хая, он уставился на Танит.

Хай лежал в темноте, он еще не пришел в себя от шока. Казалось немыслимым, что одно из семян, которые он рассеивал так беззаботно, проросло. Разве жриц Астарты тайно не учатпредотвращать такие происшествия? Это событие могло стать наравне с землетрясением, бурей или поражением в битве. Придется что-то делать, что-то решительное.

Хай вспомнил о грязных старых ведьмах, живущих в районе гавани: их дела – улаживать такие неприятности. Но он тут же отбросил эту мысль.

– Нет. – Он произнес это вслух и прислушался к дыханию Танит, надеясь, что не разбудил ее. Он начал пересматривать свои планы. Может, такие радикальные действия и не потребуются. Может, организовать еще одно освящение храма в отдаленной области царства, и там, вдали от подсматривающих глаз и болтливых языков, она выносит его сына. Найти приемную мать будет несложно. Он найдет верного человека. В его легионе много ветеранов, раненных в битвах. Теперь они ведут простую жизнь крестьянина в одном из поместий Хая. Эти люди ради него солгут, украдут и убьют. У них плодовитые жены, чьи груди велики и полны и прокормят еще одного ребенка.

Они смогут часто видеться со своим сыном. Он уже представлял себе это счастье и смех, представлял себе сына, пинающегося и гукающего, мягкого, с полным животиком, в свете солнца.

Хай осторожно просунул руку под простыню, слегка коснулся обнаженного живота Танит и начал ощупывать его.

– Еще нельзя нащупать, – прошептала Танит и повернулась, чтобы обнять его. – Я не делала того, чему учат жриц. Я ведь плохо поступила? Ты сердишься на меня, мой господин?

– Нет, – ответил Хай. – Я очень доволен тобой.

– Я так и думала, – довольно усмехнулась Танит, прижалась к нему и сонно добавила: – Ну, когда привыкла к этой мысли.

Их разбудил стук и шум, и Хай соскочил с постели и схватил топор, прежде чем окончательно проснулся. Как только смятение улеглось и рабы убедились, что стучит и вызывает их солдат из царской охраны, Хай отложил топор и зажег еще одну лампу.

– Святой отец. – Один из рабов постучал в дверь его спальни.

– Что там?

– Царский стражник. Великий Лев не может уснуть. Он просит тебя взять лютню и навестить его.

Хай сел на краю кровати и негромко, но зло выругался, проводя пальцами по бороде, стараясь прогнать из глаз сон.

– Ты слышал меня, святейшество?

– Слышал, – прорычал Хай.

– Великий Лев говорит, что не примет отказа. Он приказал ждать, пока ты оденешься, и проводить тебя во дворец.

Хай встал и потянулся к одежде, но рука его застыла. Он увидел, что Танит смотрит на него. Глаза ее в свете лампы были огромными, волосы в сонном беспорядке, и выглядела она как ребенок. Хай поднял простыню и скользнул к ней.

– Скажи царю, что я поранил палец, что у меня болит горло, что моя лютня разбита – и я пьян, – закричал он и обнял Танит.

Шейх Хасан ополоснул пальцы в серебряной чаше и вытер их шелковым платком.

– Он хочет произвести на нас впечатление своей силой, – прошептал его младший брат Омар. Хасан оглянулся на него. Его брат – известный франт. Борода у него промыта, надушена и расчесана так, что блестит, одежда из тончайшего шелка, а туфли и пояс отяжелели от вышивки золотыми и серебряными нитями. На пальце у него рубин размером с сустав пальца мужчины. Глаза затуманились от кальяна, лежавшего рядом на подушке. Да, франт, и, по всей вероятности, педераст, но в то же время обладатель острого ума и проницательности, и Хасан часто следовал его советам.

Они сидели рядом в тени широко расставленных ветвей древнего фигового дерева. Одномачтовое суденышко дау, на котором они приплыли на встречу, стояло у берега, покрытого белоснежным песком, чуть пониже, и со своего места на острове они хорошо видели через водный поток северный берег большой реки.

На берегу, в мелких лужах, лежало стадо морских коров. Большие серые тела, похожие на речные булыжники; на них беззаботно восседали белые цапли.

Вдоль северного берега тянулась узкая полоса темно-зеленой растительности, но сразу за ней начинались голые коричневые холмы. Вся местность там выглядела сожженной и пустынной. Холмы мрачные, с круглыми вершинами. Почва покрыта редкой чахлой травой, высохшие мертвые деревья протягивают к небу свои изогнутые ветви; эти деревья давно убиты засухой.

Однако под взглядами шейхов сцена изменилась. По холмам пробежала темная тень, будто грозовое облако закрыло солнце.

– Да, – сказал Омар. – Демонстрация должна открыть наши уши для его слов.

Хасан выпустил в пыль струю ярко-красной слюны и вытер бороду, глядя, как оживают голые холмы, как расширяется темная тень. Никогда раньше не видел он такого огромного людского сборища. Отряды двигались стройными рядами, пока не покрыли все холмы. Хасан нервничал, но лицо его оставалось спокойным, глаза серьезными, и только длинные смуглые пальцы, поглаживавшие рукоять кинжала, выдавали его беспокойство. Ничего подобного он не ожидал. Он прибыл, чтобы обсудить условия торговли и взаимные территориальные претензии с новым черным повелителем, внезапно появившимся в этой загадочной и малоизвестной земле за рекой. Вместо этого он увидел самую большую армию, какая возникала когда-нибудь в мире. Он подумал, командовал ли сам Александр таким множеством.

Омар затянулся, задержал дым и потом выпустил его тонкой струйкой через ноздри.

– Он хочет произвести на нас впечатление, – повторил он, и Хасан резко ответил:

– Если таково его намерение, то он преуспел. На меня он произвел впечатление.

Все новые отряды возникали из-за горизонта мощными, но стройными колоннами. Они разворачивались и занимали свои места в общем построении, как будто ими руководил один мозг, как стаи рыб или караваны перелетных птиц реагируют на неслышные сигналы. Казалось, это не собрание индивидуальностей, а огромный единый организм, растянувшийся, но хорошо скоординированный. Хасан смотрел, вздрагивая в полуденной жаре долины.

На северном берегу все движение прекратилось, и тишина опустилась на сомкнутые ряды черных воинов. Эта тишина и неподвижность казались более угрожающими, чем предшествующее движение, вся долина замерла в ожидании, напряжение становилось почти непереносимым. Хасан выругался и сделал движение, собираясь встать.

– Я не стану потворствовать капризам дикаря. Это оскорбление. Мы уходим. Он должен прийти к нам, если хочет поговорить. – Но, не завершив движения, он снова сел на подушки и замолк, а заговорил его брат:

– Похоже, мир, каким мы его знали, изменился, брат, – сказал Омар. – То, что было истинно вчера, сегодня ложно.

– Что ты советуешь?

– Надо познать новую истину и обдумать ее. Если возможно, мы должны извлечь выгоду из нового