Билиг и вся семья рассмеялись до слёз, Бату хлопнул Чень Чжэня по спине и сказал:

— Ты больше чем наполовину монгол…

С того разговора о собаках прошло уже больше чем полгода, но Чень Чжэнь не забывал о своём обещании.

После того как Баошуньгуй и Улицзи отвели нескольких человек из руководящих кадров посмотреть на добычу на месте облавы, они пришли к Билигу. Баошуньгуй слез с лошади и радостно сказал старику:

— Блестящая победа! Ведь блестящая победа, а! В этой победе твоя самая большая заслуга. Я буду просить вышестоящее начальство наградить тебя.

Договорив, он вытянул руки для рукопожатия. Но старик развёл ладони, испачканные в волчьей крови и сказал:

— Стыдно, стыдно, давай лучше не будем.

Баошуньгуй, однако, взял руку старика со словами:

— Испачкать руки кровью, да ещё от заслуженного героя, совершившего большой подвиг, для меня честь!

Лицо старика вдруг потемнело, и он буркнул:

— Не надо говорить о подвиге, ведь чем больше подвиг, тем больше мой грех. В будущем нельзя так уничтожать волков. Если так продолжать, то волков не останется, и дзерены, мыши, зайцы, байбаки разведутся в большом количестве и уничтожат степь, и тогда Тэнгри разгневается, а овцы, коровы и лошади за нас понесут возмездие.

Баошуньгуй неловко улыбнулся, повернулся к Эрланю и дал волю своим чувствам:

— Это, наверное, и есть тот самый дикий пёс? Да, действительно страшный. Я со склона наблюдал его умение драться, действительно храбрый воин, когда он рванулся в стаю и загрыз одного волка, то заставил волков отступить от страха. Сколько он всего загрыз их?

— Четырёх, — ответил Чень Чжэнь.

Баошуньгуй продолжил:

— Молодец, молодец! Я уже слышал, что вы держите большого дикого пса, который загрызает овец. Люди говорили, что вы нарушаете степные правила, просили меня застрелить этого пса. Сейчас я отвечаю: нет, вы можете продолжать держать его у себя, да ещё надо его получше кормить. Если он и потом загрызёт овцу, то всё равно не убивать его. Однако овечью шкуру надо сдать государству, а за мясо вы можете сами заплатить.

Чень Чжэнь и Ян Кэ несколько раз радостно дали обещание.

Чень Чжэнь добавил:

— На этой облаве мы, молодёжь, не убили ни одного волка, мы не сравнимся с собаками, а тем более с этим диким псом.

Все покатились со смеху, даже молодые интеллигенты.

Улицзи, смеясь, покачал головой:

— Я как услышал эти твои слова, так подумал, что они совсем не похожи на слова китайца.

Старик Билиг тоже развеселился:

— Да, этот парень очень внимателен к степи, потом обязательно станет большим мастером.

— Говорят, что вы вдвоём ещё вытащили семейство волчат? — спросил Улицзи.

Ян Кэ кивнул:

— Это было вчера, их оказалось всего семь. Если бы отец Билиг не подсказал нам, то разве мы смогли бы это сделать?!

— Неплохо, семь волчат! В ближайшие дни шкурки сдайте мне, я заплачу самую высокую цену да ещё дам вам патронов. — Он поднял с земли две волчьи шкуры и заметил: — Я посмотрел, эти две шкуры лучше всех, у них шерсть длиннее, я тоже у вас их попрошу и заплачу самую высокую цену. У меня есть один знакомый старый руководитель, раньше на войне ему часто приходилось лежать ничком на льду и снегу, и теперь у него ревматизм ног, он давно хочет сделать штаны из волчьей шерсти, я ему хочу почтительно преподнести эти шкуры, — сказал Баошуньгуй.

Чень Чжэнь усмехнулся:

— Пусть они повисят у нас над дверью несколько дней. Я хочу снять с нашего пса ложные обвинения.

— Хорошо, через пять-шесть дней я приду и заберу шкуры.

На месте охоты везде были свежие следы крови и волчьи трупы, только вот волки лишились своих шкур. Баошуньгуй призвал охотников, чтобы они стащили трупы волков в одно место, а также чтобы сложили трупы два продольно, два поперечно, как колодезный сруб, друг на друга. Вскоре больше тридцати трупов волков были сложены в одну большую башню из трупов высотой в рост человека. Баошуньгуй настроил фотоаппарат и сделал несколько снимков этой башни, потом распорядился всем охотникам со снятыми ими волчьими шкурами встать с двух сторон от этой большой кучи трупов, получилось два ряда. Тридцать с лишним человек высоко подняли шкуры, при этом волчьи хвосты почти все доставали до земли, в переднем ряду все шкуры были в шрамах, охотничьи собаки-убийцы, покрытые пятнами волчьей крови, сидели на земле, выдыхая пар. Баошуньгуй попросил Чень Чжэня сфотографировать, а сам, высоко подняв самую большую и длинную волчью шкуру, встал в середине, подняв её выше всех остальных. А старик Билиг, повесив волчью шкуру на правую руку, наполовину склонив голову, горько улыбался. Чень Чжэнь сделал подряд два снимка.

В самом конце Баошуньгуй взмахнул рукой и прокричал:

— Пока не истребим шакалов и волков, не покинем поле боя! Это движение по истреблению волков только началось, и мы имеем твёрдую уверенность в том, что степь Элунь полностью и окончательно очистится от волков!

Кроме Даоэрцзи с семьёй и нескольких молодых, мало кто откликнулся на его лозунг. Баошуньгуй дал приказ разойтись, сел на землю отдыхать, поджав под себя ноги, ждать Бату.

Он продолжал разглагольствовать:

— Сейчас на границе очень напряжённо, вышестоящее начальство всё время торопит меня организовать отряды из народа для обучения военному делу. Я и не думал, что эта охота будет так кстати!