— Почему я никогда никому не нужна? — спросила она так тихо, что он едва расслышал ее.

Эти слова неожиданно растрогали его.

— Не глупи, — сказал он уже мягче и подошел к ней, — все совершенно не так. Ты не можешь остаться здесь, потому что у меня нет дома в общепринятом понятии… Ты должна понять это, девочка.

Взяв ее за подбородок, он приподнял его. Ее глаза все еще не утратили того лилового оттенка, и мягкий рот был решительно сжат.

— Не понимаю, почему, — сказала она. — Я могла бы вести хозяйство у вас. Ведь кто-то должен это делать.

— Но только не наследница состояния в восемьдесят тысяч фунтов, — сказал он, развеселившись нелепостью ее предложения. — А хозяйство у меня ведет Самюэль.

— И не очень хорошо, — заявила она. — Везде так грязно.

— И так дел полно, не хватало еще волноваться о пыли, — проворчал Самюэль. — Если хотите есть, мисс, лучше сядьте за стол. Я не могу проводить весь день на кухне.

— Мне прежде нужно позаботиться о Беатриче, — возразила девушка, — она же кормит котят.

Хьюго с облегчением ухватился за другую тему. Уступая ей с кошкой, он мало что терял. Он не сомневался, что к вечеру этого же дня Хлоя и ее подопечные будут отлично устроены в надлежащем месте. Скрэнтон непременно поможет найти выход.

— Думаю, кошка пока может побыть наверху. Но чтобы собаки в доме не было.

— Не понимаю, почему это так важно. Дом и без того такой запущенный, что от Данте он грязнее не станет.

— Разве никто никогда не говорил тебе, что крайне невежливо критиковать чье-то гостеприимство? — требовательно спросил Хьюго, раздраженный ее возражениями и тут же забывший о добрых намерениях сохранить с ней мир до вечера. — Особенно когда гость незваный.

— А это уже не моя вина. Если бы вы потрудились прочитать вашу почту, — бросила она ему в ответ и тут же спросила: — И вообще, почему вы не читаете письма?

— Потому что в них нет ничего, что представляло бы хотя бы малейший интерес… если это вообще ваше дело, мисс, — рявкнул он, решительно направляясь к двери. — Советую вам прекратить докучать мне и приступать к еде. — Выходя, он громко хлопнул дверью.

Почему он не потрудился просмотреть почту? Хьюго раздумывал над этим вопросом, направляясь в библиотеку, и одновременно недоумевал, почему он позволил нахальной девчонке втянуть себя в бессмысленную перепалку. Неудивительно, что сестры Трент так стремились избавиться от нее. Десять лет такого общения вывели бы из себя и святого.

Тем не менее, он взял пачку писем и бегло прочел их. Правда, разумеется, состояла в том, что он не хотел никаких напоминаний о прошлом. Он не желал ничего слышать о людях, которых знал когда-то так хорошо. Он не хотел иметь ничего общего с миром, в котором когда-то жил. Воспоминания о прошлом были ужасны, а к будущему он никак не мог пробудить в себе хотя бы искорку интереса. Ему не удавалось сделать это с момента окончания войны, когда он вернулся в родительский дом, оказавшийся в полном запустении. Именно здесь он понял, что, кроме поместья Денхолм и столь же обшарпанного дома в Лондоне, у него не было никаких средств к существованию. Те же деньги, что достались ему в наследство, он спустил давным- давно — за два года пребывания в Конгрегации Эдема, которое завершилось дуэлью. Это, конечно, была не Бог весть какая сумма, но все же при умелом ведении хозяйства он мог бы жениться, а завести детей, поддерживать в порядке имение и даже проводить с женой сезон в Лондоне. Но, увы, в восемнадцать лет человеку порой недостает мудрости, а его опекуны даже не пытались контролировать своевольного и беспутного юношу, каким он был тогда.

После дуэли в припадке отчаяния и безумия он прискакал в Ливерпуль и с горя поступил на военную службу на борт фрегата «Стремительный».

Ему хватило одного года службы простым матросом, чтобы забыть свои дворянские привилегии и безумства молодости. Служба пообтерла и закалила его. Уже в двадцать один год он получил повышение и, когда война стала уносить все больше и больше жизней, быстро продвинулся вверх. Через три года он уже командовал боевым кораблем.

В то время ему удавалось забываться… Только по ночам кошмары возвращались снова и снова. Поэтому при малейшей возможности Хьюго старался не спать в темное время суток.

Но с поражением Наполеона при Ватерлоо пришел мир. Хьюго распрощался с королевской службой, и вот он здесь, вынужден коротать дни на вересковых пустошах Ланкашира, а ночи — в публичных домах Манчестера.

Вот почему его не интересовала почта.

Он швырнул письма на стол и взял с буфета бутылку. Она была запыленной, но это скорее было свидетельством ее долгой выдержки, нежели плохого ведения хозяйства. Он взглянул на часы. Немного рановато для первого стакана бренди, да разве это важно? И что вообще важно?