Он погасил свет и устроился возле окна. В свете уличного фонаря картофельный профиль Топорища изменился, стал более утонченным. Последним, что увидел Будтов, была очередная нелепость: его заступник затеял телефонный разговор. Слов слышно не было, да он и не слишком прислушивался. Изнемогший от событий вечера, Захария Фролыч выключился из жизни. Засыпая, он видел, как тает постепенно силуэт Топорища, сжимающего в горсти невозможный мобильник, слышал, как растворяется в черноте космоса сытый храп Даши. Сон, как и следовало ожидать, продлился недолго, от силы три-четыре часа. Будтов пробудился, как будто включенный в мучительную сеть поднятием ручки беспощадного рубильника. За окном по-прежнему стояла ночь, перетекавшая в невыносимое утро, горел фонарь. Топорище сидел в прежней позе, Даша ворочалась и стонала. Захария Фролыч закашлялся и огляделся в поисках бутылки.
— Давай собираться, — шепотом позвал Топорище, не отрываясь от окна. Сто граммов, и больше ни-ни. Пойдем лечиться.
— Сто грамм-то дай, — предупредил Будтов, и тот, хмурясь, полез за спиртным.
Отдышавшись, Захария Фролыч с горем пополам ступил на новый круг привычного существования. Он задымил «примой» и осторожно осведомился:
— Лечиться — что значит лечиться? Где?
— Где все лечатся, у докторов. Вот, — Топорище подсел к нему и вручил глянцевую визитку. — Возьми на всякий случай — мало ли что. Это частная клиника.
— Ты откуда упал? — пожал плечами Будтов. — Кто меня возьмет в частную клинику? И на хрена?
— Не на хрена, а надо так, — прикрикнул товарищ, и Захария Фролыч сжался. — Раньше надо было, я им говорил, но они чего-то тянули. Тебе такому больше нельзя, пора принимать меры. А про частные дела не думай, тебя туда возьмут. Если на то пошло, то тебя — в первую очередь. Она вообще для тебя одного построена.
Захария Фролыч абсолютно ничего не понимал.
— Слушай, кто ты такой? — спросил он тихо и хрипло. — У меня с тобой никаких дел не было. Чего тебе от меня нужно?
— Я Минус Третий, — отрезал Топорище. — Вот все, что пока тебе следует знать. Давай, подымайся — уходим.
— Погоди, — расстроился Захария Фролыч, — я не хочу ни в какую клинику. Сейчас силком не лечат, не те времена. Ступай-ка ты своей дорогой — спасибо тебе, конечно, за все, но лучше я к бате пойду.
— К кому?
— К бате, — растерянно повторил Будтов.
Топорище попятился, пока не уперся в стену.
— Откуда батя?.. Ты же детдомовский!
— Батя — он есть у меня, — важно проговорил Захария Фролыч. — Сыскался, я у него редко бываю. Стар уже, из ума выжил. Но отец есть отец! На Колокольной живет…
— Ах, мать честная, — Топорище выхватил мобильник, потыкал в кнопки и шепотом забормотал. Будтов прислушался, но разобрал лишь: 'минус третий… обнаружился отец… не знаю… после, после будете гавкать… Колокольная…'
Топорище оторвался от трубки.
— Дом и квартира? — он округлил глаза. — Ну живее, рожай!
— Это чего у тебя? — вместо ответа спросил Будтов, указывая пальцем на малиновую точку, скользившую по груди и животу Топорища.
— Где?..
Челюсть говорившего отвисла. Топорище поднял голову и посмотрел в окно. Точка прыгнула с груди на лоб, потом обратно на грудь, и он инстинктивно присел, но слишком поздно. Звонко разлетелось стекло, пуля пробила ватник и телогрейку. Мобильный телефон вывалился из обмякшей руки, стукнулся об пол.
— Топор! Топор! — бросился к товарищу Захария Фролыч.
Изо рта Топорища хлынула кровь.
— Будтов, — прошептал он. — Беги… Пистолет… возьми с собой пистолет… в кармане… визитку не потеряй… Иди в клинику…
— Ладно, ладно, молчи, — Будтов суетился, но ничем не мог ему помочь. Не двигайся, земеля, обойдется…
— Возьми весь бумажник, — не унимался Топорище. — Там еще карточка… телефоны… Служба Консервации… я агент класса минус три… забирай и беги… Они охотятся за тобой, Будтов… Бизнесмен — ширма… им нужен ты…
— Кому? Зачем? — не удержался Захария Фролыч, хотя догадывался, что лишнее слово может убить раненого.
— Радикалам… — Топорище всхлипнул необычным всхлипом и замолчал. Будтов осторожно опустил его на грязные доски. Не зная, что и почему он делает, Захария Фролыч переложил к себе бумажник с пистолетом; не забыл он и телефон. Ему было ясно одно: он и впрямь должен как можно скорее убраться из этого дома. Тут взгляд Будтова упал на разложенные фотографии, а после — на Дашу. Будтов собрал снимки, сунул в карман, подбежал к хозяйке и принялся остервенело трясти ее за плечи.
— Вставай сейчас же! Ментура! — нашел он единственные правильные слова.
Даша взвилась, как дикая лань и ошалело уставилась на мертвого.
Верный устойчивым привычкам, но в тот момент думая больше о маневренности дамы, Захария Фролыч взял последнюю вещь: ополовиненную бутылку.
Из коридора послышались стук и треск: ломали наружную дверь.
— Есть черный ход? — спросил Будтов, и Даша молча кивнула. Она, вполне владевшая искусством отступления, схватила Захарию Фролыча за руку и потащила в кухню. Трещало дерево, голосили соседи. Протиснувшись среди столов и газовых плит, Даша Капюшонова поднатужилась, отворила налегла на тяжелую дверь и вытолкнула Будтова на узкую, путаную лестницу, которая должна была вывести их в соседний двор. Сзади донесся топот, Будтов захлопнул дверь, и оба, не разбирая дороги, устремились вниз.
Глава 6
Дудину было тесно и душно, физически. Да и морально, если разобраться, тоже: он ведь был не лейтенант, а повыше. Тот, кто когда-нибудь носил погоны, сразу поймет, как это неуютно, неприятно, когда тебя — пусть в интересах дела — понижают на целое звание. Ведь Дудин был старший лейтенант, госбезопасности вдобавок, так что физический дискомфорт сообщался ему унизительными погонами, которые делали узкой вполне приличную милицейскую форму. И форма эта поджимала, хотя Дудин ее не носил, он ходил в штатском такая получалась цепь умозрительных причин и следствий. Лейтенанта, навьюченного скучными мелкоуголовными делами, подчас не грело даже сознание своей шпионской роли, не радовала тайная власть с вытекающим из нее чувством превосходства над временными коллегами. Мотаясь взад-вперед в убогом газике, он, случалось, забывал об истинной задаче, решение которой ему поручили в «конторе». Вспоминал он о ней лишь под вечер, когда связывался с руководством и докладывал о действиях, предпринятых его поднадзорными: полковником Андоновым и майором Де-Двоенко. И мучился нетерпением: когда же, когда наконец «красные», к которым он был приставлен в качестве соглядатая, выйдут на след объекта и вытащат каштан из огня. «Красными» в целях секретности и по причине сходства с ними в методах и приемах именовались «радикалы», о которых не успел рассказать Будтову Топорище. Между тем именно к «радикалам» относилось милицейское начальство Дудина, не подозревая, что дубоватый, исполнительный лейтеха-работяга видит его насквозь и контролирует каждый его шаг. Объект же представлялся иголкой в сене, его искали давно; Дудин, состоя при Де-Двоенко и Андонове, имел перед ними лишь то преимущество, что был в точности осведомлен о предмете их поисков, и только. В остальном полковник с майором, рывшие землю рогом, знали о личности и местонахождении объекта не больше, чем госбезопасность. Однако в