поза сделалась свободнее.

«Ф-фу… Кажись, пронесло, – подумал он. – С этим поладить можно, знаем мы их, строителей».

Но тут коменданту показалось, что советник неотступно смотрит на цейхгауз. Неловко забегая перед стариком, Трофим Агеич залебезил:

– Ваше превосходительство, покорнейше прошу ко мне… Закусить с дорожки чем бог послал!

Ревизор шагнул вправо и, как показалось майору, снова уставился на цейхгауз. Липкий пот покрыл тело Рукавицына, ему стало дурно. Чтобы отвлечь внимание приезжего от цейхгауза, Трофим Агеич говорил громко, точно в бреду:

– Ваше превосходительство, будьте отцом родным… Ни в чем, ей-богу, ни в чем… То есть что же это я говорю? – спохватился он. – Ни в чем не раскаетесь, если пожалуете… Моя супруга, урожденная Щербина-Щербинская, коли слыхали… превосходнейшие наливки…

Прыгающие губы, бессвязная речь выдали Егору Константинычу страх майора.

«Он, верно, думает, что я с ревизией приехал. Надо успокоить, а то со страху глупостей наделает».

Посмотрев на майора, Марков добродушно сказал:

– Что ж, пожалуй, пойдемте. Хотя следовало бы приступить к делу: осмотреть стены, тюремные помещения…

Рукавицын заспешил к своему домику, стараясь все же закрыть цейхгауз от глаз приезжего чиновника.

– Ваше превосходительство! Что осматривать в камерах? Уверяю вас, там такая чистота, порядок… (Семен стыдливо потупил голову.) Арестантам, – майор показал рукой на камеры, – лучше живется, чем мне, честное слово! Ни забот, ни хлопот. А тут вертишься как белка в колесе, даже отчетность запустил. Не успеваешь справиться! Вы не подумайте плохого, ваше превосходительство, у меня дела в порядке…

Комендант привел «ревизора» к крыльцу своего дома.

– Вот моя берлога, ваше превосходительство, прошу! – Рукавицын широко открыл перед гостем двери.

Егор Константиныч оглядывал обстановку столовой.

«Однако он неказисто живет…» – отметил старик.

Завтрак был не роскошен, зато батарея бутылей, бутылок, бутылочек, графинов и графинчиков всевозможных форм и размеров поражали. Комендант усердно подливал гостю.

– Прошу, ваше превосходительство! Вот этой, желтенькой, на калгане настоенная. А вот на имбире… Эта – на шафране… А уж этой обязательно, без того из-за стола не выпущу! Это у нас многолетняя вишневочка, ради вас на свет вытащенная!

– Ну однако, – качал головой Марков, – такого изобилия, ей-богу, не ожидал.

– Это все она, – указывал майор на жену. – Маг и кудесник по этой части!

Антонина Григорьевна не спускала с гостя своих немигающих глаз, так что тому стало неловко.

«Черт ее знает, чего она на меня так уставилась?»

Выпив для храбрости еще стаканчика два-три, майор положился «на авось» и почувствовал себя непринужденно.

– Угощайтесь, ваше превосходительство! Мать, проси дорогого гостя! За ваше здоровье!

Марков отпивал и ставил стакан на стол. Он подозревал, что хозяин хочет его напоить и выведать цель приезда. Но Антонина Григорьевна действительно была мастерица своего дела, и в голове у Егора Константиныча зашумело. Во хмелю старик был придирчив, и ему показалось, что хозяин недостаточно почтителен, а пристальный, немигающий взгляд майорши раздражал его. «Дай-ка я их подтяну», – сказал он себе и обратился к хозяину:

– А что, далеко от вас имение Бутурлина?

– Это про Остафьево изволите спрашивать? Полчаса езды.

– Придется заглянуть. Уж очень просил меня Борисыч побывать, старосту приструнить, ключника, – вдохновенно врал старик. – Самому-то недосуг выехать.

Рукавицын задрожал.

– Их высокопревосходительство Александр Борисыч самолично вас просили?

– Хе-хе-хе… Александр Борисыч! Было время, я его Санькой звал.

Трофим Агеич затрепетал.

– Так, стало быть, вы давно с их высокопревосходительством знакомы? – осмелился спросить он.

Вытащив табакерку, токарь взял здоровую понюшку и с обычным присловьем: «На вечную память государю Петру Алексеевичу и потомству его на доброе здра-вче!» – втянул табак в нос. Потом протянул табакерку Рукавицыну:

– Угощайтесь! Табакерочка работы самого покойного государя! – присочинил он для пущего эффекта.

Гость вырос в глазах Рукавицына до мифических размеров. Майор сжался, притих. Даже Антонина Григорьевна потупила глаза.

«Для такого гостя скатерть-то грязновата», – была единственная мысль, пришедшая в голову простоватой майорши.

А Егор Константиныч, подогреваемый и вином и страхом хозяина, окончательно разошелся:

– …Он мне и говорит: «Поедешь, говорит, Егор, в Новую Ладогу, наведи порядки. Коменданта, говорит, я знаю – проверь, как он со службой справляется?»

Майор слушал, потрясенный. Старик, довольный произведенным впечатлением, нанес последний удар.

– А вы что же, сударь, мундирчик новый не сшили, как Александр Борисыч приказывал? – строго спросил он, оглядывая ветхий мундир майора.

Слабая надежда Трофима Агеича, что подвыпивший сановник привирает для красного словца, разлетелась вдребезги. Разговор о мундире происходил с глазу на глаз, и гость мог знать о нем только от самого сенатора.

– Ваше высокопревосходительство, не погубите! – отчаянно вскрикнул майор. – Какой там мундир?! Нищета заела: жена, хозяйство.

– Но-но, майор, – фамильярно хлопнул развеселившийся старик по плечу Рукавицына. – А это что? – обвел он рукой стол, заставленный бутылками. (Трофим Агеич потупил голову.) Ладно, майор, успокойся, кто Богу не грешен, царю не виноват!

– Ваше высокопревосходительство, отец и благодетель! – умилился Рукавицын и припал губами к руке старика.

Егор Константиныч был доволен – дистанция между ним и комендантом была установлена.

Завтрак кончился. Трофим Агеич усиленно уговаривал знатного гостя вздремнуть часок-другой, надеясь навести в тюрьме порядок, но Марков отказался. С упорством подвыпившего человека он твердил:

– Нет, нет, голубчик! Надо осматривать строения, обязательно надо. Я ведь не забыл, майор, что я от канцелярии строений. Нет, спать не буду, пойду осматривать.

И он решительно вышел на тюремный двор. Пока майор задержался, отдавая распоряжения насчет обеда, к Маркову обратился Яким, основательно угостившийся на комендантской кухне.

– Барин, Митрий Иваныч заперт вон в том сарае. Там на часах Алеша Горовой стоит, он мне и сказал.

План действий мгновенно сложился в голове протрезвевшего Егора Константиныча. Вытащив из кармана тетрадь и походную чернильницу, он быстро зашагал к цейхгаузу.

Выскочивший из дома майор оторопел:

– Но послушайте, подождите, ваше превосходительство!

Егор Константиныч увидел Горового, когда завернул за угол цейхгауза. Тот стоял у двери в солдатском мундире, с кивером на голове, с мушкетом в руках. Вот куда привела его мятежная кровь, унаследованная от бунтаря Ильи.

«Алеша! – чуть не вырвалось из уст старика. – Алеша, милый!»

Но сзади рысцой подбежал комендант: