Караваджо? Но насчет актуального искусства ты, дорогая, не права. Просто оно непривычно для подавляющего большинства непросвещенной публики.

– Это я-то непросвещенная публика? – расхохоталась Нора. – Я в шоке! Да я на этом, так называемом искусстве, собаку съела!

– Девочки, не ссорьтесь, – лениво протянул Арсений и снова наполнил свой стакан. – Все знают – каждому свое.

– Уф, ну и жара, – пропела Гала, обмахиваясь салфеткой. – Интересно, сколько сейчас градусов?

– Тихо! – воскликнул Арсений, подняв вверх руку.

Все замолчали и с недоумением воззрились на него. Наступившую тишину нарушал оглушительный стрекот сверчков.

– Двадцать семь, – спустя минуту изрек Арсений. – Сейчас двадцать семь градусов.

– И как ты это определил? – насмешливо спросила Нора. – Пальцем в небо ткнул?

– Температуру воздуха можно узнать по сверчкам, – многозначительно изрек Арсений и допил свой виски.

– Каким образом? – удивилась я.

– Нужно посчитать количество стрекотаний в минуту, разделить на два, затем прибавить девять и снова разделить на два. Сверчки прострекотали девяносто раз…

Все снова замолчали. Мне даже показалось, что я услышала скрип от трения мозговых извилин друг о друга. Все присутствующие усиленно подсчитывали…

– Кстати, Нора, а где твой друг? – встрял Арсений в массовый математический экзерсис.

– Его не будет, – быстро перебила его Гала и покосилась в сторону Лизы.

Только тут я обратила внимание, что на столе стоял еще один прибор. Почему-то я вдруг остро почувствовала собственное одиночество.

Что я здесь делаю? Среди этих чужих людей, с их чужими проблемами, восхитительными руками, цепкими взглядами, биеннале и недомолвками?

– Спасибо большое, – проговорила я, борясь с подступившим к горлу комом, – но я, пожалуй, пойду.

– Господи, почему? – обиженно встрепенулась Гала. – Ведь еще только начало девятого.

– Наверно, комары замучили, – неожиданно звонко подала голос Лиза, впервые за весь вечер. – Меня так они уже просто загрызли.

– Да уж, – согласился Арсений и хлопнул себя по щеке. На щеке остался кровавый след. – Комары нынче звери.

– Так пойдемте скорее в дом, – засуетилась Гала. Она подхватила недопитую бутылку с вином, несколько опустевших бокалов, и, покачивая идеальными бедрами, устремилась к стеклянным раздвижным дверям. Следом отправились и Лиза с Арсением.

– Покурим? – предложила я Норе и достала пачку «Вог». Протянула ей сигарету, но она отказалась.

– Разве балерины курят? – усмехнулась Нора и полезла в карман за своей пролетарской «Явой».

– Балерины – нет. Но мой роман с танцем давно закончился.

– Что же так?

– Не совместимая с балетом травма позвоночника. В выпускном классе хореографического училища мой партнер не удержал меня во время поддержки. Я очень неудачно упала и повредила несколько позвонков.

– Сочувствую, – пробормотала Нора и внимательно на меня посмотрела.

А я вдруг вспомнила душную больничную палату, запах боли и лекарств и рыдающую у моей постели Фиалку. Словно это ее жизнь тогда закончилась, а не моя.

В Нориных янтарных глазах полыхало страстное любопытство: кто я, откуда, замужем ли, где взяла средства на приобретение дачи Врублевской?

Я уже внутренне подготовилась к граду вопросов, но вместо этого Нора заметила:

– А вы сохранили хорошую форму. У вас прелестная фигура.

Я с благодарностью улыбнулась.

– А чем вы сейчас занимаетесь? – все-таки не удержалась Нора.

– Плыву по течению.

– Тоже неплохо.

Уставшее палить рыжее солнце удобно разлеглось на сосновых кронах, в воздухе плавал аромат распустившихся в глиняных вазонах роз, терпко пахла свежескошенная трава. День угасал.

И вдруг зазвучала музыка. Волшебная, мучительно прекрасная…

– Это Лиза, – прошептала Покорная, – она гениальная пианистка.

Теперь я поняла, зачем серой безликой мышке такие восхитительные руки. Послушные этим рукам клавиши стонали и рыдали. Кажется, это была «Лунная соната».

– У Галины очень красивый дом, – заметила я, когда смолк последний аккорд.

– Не вздумайте так ее называть! – со смехом воскликнула Нора.

– Почему? – удивилась я.

– «Галина бланка, буль-буль, буль-буль…» – фальшиво пропела Покорная. – Помните такую рекламу?

Я глупо кивнула и допила вино. В голове отчаянно зашумело.

– «Галина» по-испански значит «курица». И по-итальянски, кажется, тоже.

– Правда?

– Согласитесь, это обидно.

– Да уж… Но Гала, на мой взгляд, тоже несколько… Претенциозно, что ли.

– Ну, она художница. Сальвадор Дали, знаете ли, его любимая супруга…

– Да ведь в действительности жену Дали звали Еленой. Елена Дьяконова. А «гала» в переводе с французского – праздник.

– Так она и есть женщина-праздник, разве не так? – подмигнула Нора желтым глазом. – А на самом деле Галка пережила страшную трагедию. Несколько лет назад ее муж и семнадцатилетний сын погибли в горах. Катались на лыжах, и их накрыло снежной лавиной. Галка тогда еле выкарабкалась из мрака. Год выла, не переставая, пока Лиза не познакомила ее с Арсением Титусом.

– Что, исцеление любовью?

– Да нет, не в этом дело. Титус, кстати, это его настоящая фамилия, обладает уникальными экстрасенсорными способностями. В один из вечеров он устроил спиритический сеанс, во время которого Галка пообщалась с покойным сыном Васенькой. И Вася сказал, что не нужно больше плакать, что ему там хорошо, что он, наконец, счастлив, а материны слезы мучают его. И Галке стало гораздо легче.

– И вы серьезно в это верите? – спросила я.

– Да, – кивнула она. – Было еще кое-что… Перед той поездкой в горы Вася где-то в доме потерял свой амулет – кулон в виде знака Зодиака на золотой цепочке. Искал-искал, да так и не нашел. После похорон мы с Галкой перевернули весь дом вверх дном, но тоже безрезультатно. Кулон как в воду канул. И вот, представьте себе, дух, или что там это было на самом деле, сообщил точное место, где искать. Оказалось, цепочка соскользнула с компьютерного стола и попала прямиком в дисковод. Дисковод закрылся, проглотив цепочку с кулоном. Вот такая мистическая история.

– Невероятно, – пробормотала я и почувствовала, как кожа покрылась ледяными мурашками. – Этот ваш Титус просто гений…

– Или дьявол во плоти, – нехорошо усмехнулась Нора и закурила очередную сигарету.

На миг повисла тревожная тишина, и тут же, словно в подтверждение Нориных слов, отчаянно застрекотали кузнечики, какая-то птица испуганно вскрикнула и взмыла в закатное небо, беспокойно взмахнув крыльями.