подгулявших. Надо заметить, что Загорье — селение большое и зажиточное по отходной и фабричной промышленности своих жителей и что жители эти, как мужчины, так и женщины, не отличаются нравственностью.
Толпа гуляк, встретившихся Трифону, была шумна и весела. Она шла медленно, с громкими песнями, а перед нею бойко отплясывал, с визгом и гиком, Иван Головач. Но, завидев Трифона, он вдруг перестал плясать и закричал ему:
— Эй ты, старый черт, вор Тришка!.. Опять по задам шатаешься!.. Высматриваешь!.. Я тебя, старый черт!.. Уж доконаю!..
Но в толпе послышались голоса, понуждавшие Головача приняться за пляску, и он снова пустился выделывать ногами разные штуки; а Трифон прошел дальше, сторонкой.
У свата Алексея праздник оказался не в праздник. Жена его вдруг разнемоглась — и Трифон, оставив Анну при больной матери, отправился один домой.
Поздно уж было, когда он подошел опять к Загорью. В раздумье он остановился у околицы. «Где тут пройти? — думал он, — через деревню аль опять по задворьям?» Слышал он, что народ шибко гуляет на улице; с разных мест неслись буйно-веселые крики и звонкоголосое пенье… И с страшным замиранием сердца он решился идти по задворьям.
Ночь была не светлая; мутная мгла осталась от дневного зноя и потопляла всю окрестность; сквозь нее тускло кой-где мерцали звезды; с левой стороны, над краем горизонта, вставал месяц огромным темнобагровым шаром.
Трифон прошел уже половину дороги. На самой этой половине дорога делала изгиб, и, поворотив за него, старик очутился лицом к лицу с Головачом да с другим каким-то парнем, тщедушным и рыжеватеньким.
— Ах, ты!.. Все не уймаешься! — молвил, стиснув зубы, Головач: — поджидал я тебя… Теперича не минуешь!..
И он со всего размаху ударил Трифона толстым колом по голове. Старик успел только приподнять немного руку, чтобы перекреститься, и упал на землю.
— Никак, тово… Сразу… — сказал рыжеватенький парень, невольно содрогнувшись.
— Нет еще! — отвечал злобно Головач: — а вот теперича… Доконать надо!..
И Головач нанес бездыханному старику еще два страшных удара по голове, но они были напрасны: Трифон первым ударом был уже убит…
Началось следствие — и было открыто только, что череп Трифона разбит на тридцать семь кусков. Следствие это шло долго; временное отделение земского суда производило его со всем возможным для него усердием, — но все было напрасно: кровь Трифона осталась невзысканною с головы убийцы от суда людского.
Как-то тяжело изумились пересветовцы, сведав про злополучную долю Трифона. Память о нем еще до сих пор жива в Пересветове; о невинной смерти его часто толкуют крестьяне, и имя убийцы поминают с проклятием за то, что не пощадил старика…
Семью Трифона призрел и устроил Иван Данилыч. Барин сделал свое дело — и, конечно, никто и ни в чем не осудит его за Трифона…
4 ноября 1858 года.
ПРИМЕЧАНИЯ
Степан Тимофеевич Славутинский родился в 1825 г. в селе Грайворон Курской губернии, в дворянской семье. Детство провел в родовом имении своей матери — селе Михеево Егорьевского уезда Рязанской губернии.
Вместе с поэтом Я. П. Полонским Славутинский учился в рязанской гимназии, по окончании которой (1847) служил чиновником особых поручений при рязанском губернаторе.
Начало литературной деятельности Славутннского относится к 1857 г., когда в журнале «Русский вестник» были помещены несколько его стихотворений. В следующие годы Славутинский печатался в «Русском вестнике» («История моего деда», «Читальщица»), в «Современнике» («Своя рубашка», «Жизнь и похождения Трифона Афанасьева»), в «Русском слове» (роман «Беглянка»), В период революционной ситуации Славутинский сблизился с революционными демократами, писал «внутренние обозрения» для «Современника» и состоял в личной переписке с Н. А. Добролюбовым, выступавшим в роли сурового, но доброжелательного критика его журнальной деятельности (Славутинскому были свойственны либеральные иллюзии. См. альманах «Огни», кн. I, Петроград, 1916). Работа Славутннского в «Современнике» совпала с началом принципиальных внутриредакционных разногласий в этом органе, приведших в конце концов к разрыву Чернышевского, Добролюбова и Некрасова с писателями Толстым, Тургеневым, Григоровичем. Встав на путь открытой вражды к самодержавно-крепостническому строю, Чернышевский, Добролюбов и Некрасов стремились объединить вокруг редакции «Современника» молодых беллетристов, произведения которых могли бы соответствовать новому курсу журнала. Одним из таких беллетристов был Славутинский. Его повести и рассказы, вышедшие в 1860 г. отдельным изданием, были встречены сочувственной рецензией Добролюбова, подчеркивавшего, наряду с антикрепостнической тенденцией, присущей этим произведениям, отсутствие в них снисходительной идеализации народной жизни. «Славутинский обходится с крестьянским миром довольно строго, — писал Добролюбов, — он не щадит красок для изображения дурных сторон его, не прячет подробностей, свидетельствующих о том, какие грубые и сильные препятствия часто встречают в нем доброе намерение или полезное предприятие. Но, несмотря на это, признаемся, рассказы Славутинского гораздо более возбуждают в нас уважение и сочувствие к народу, нежели все приторные идиллии прежних рассказчиков».
В дальнейшем, однако, Славутинский отходит от активной литературной деятельности и снова поступает на государственную службу. В 70-80-е годы в журналах «Русский вестник» и «Исторический вестник» Славутинский опубликовал несколько сочинений исторического и биографического характера.
Умер Славутинский в 1884 г. в г. Вильно.
Примечания
1
Отава — трава, в тот же год выросшая на месте скошенной.
2
Матица — балка, поддерживающая потолок.
