— Разве?
— Да, это и еще пунктуальность. Я еще и пунктуален. Прелюбопытное обстоятельство, потому как, видите ли… нет, конечно, в моем положении похваляться этим, наверное, неуместно, но я отпрыск Генриха Седьмого. — Поскольку никакого ответа и реакции на это заявлении не последовало, он вдруг спросил: — А вы вообще-то помните меня или нет?
— Еще бы не помнить.
Он подошел ближе и облокотился о заграждение, отделявшее нас от клеток. Словно мы стояли на палубе и любовались морем, только вместо волн видели одинокую неподвижную фигуру гиббона Гумбольдта.
— Могу сказать вам следующее, — начал Этуотер. — После нашей последней встречи я не слишком хорошо проводил время.
— Но на суде вас оправдали. Думаю, вам сильно повезло.
— Повезло! Слышали бы вы, что говорил судья. Он вообще не имел права говорить такие вещи и никогда бы не осмелился сказать это человеку богатому, тем более таким мерзким наглым тоном. Никогда не забуду! Мистер Джастис Лонгворт.
— Но насколько я понял из показаний в суде, вас заранее предупредили об увольнении.
— Да. А почему? Да потому что продажи идут на спад. И потом, почему я должен торговать этими их чертовыми чулками? Деньги — теперь это все, никого больше ничего не волнует! И я все чаше склоняюсь к той же мысли. Как думаете, когда я ел в последний раз? Нормально, основательно так поел?
— Понятия не имею.
— Во вторник. И я голоден, Плант, просто зверски голоден!
— Однако смогли позволить себе входной билет сюда за шесть пенсов?
— Я член научного общества, — выпалил Этуотер.
— О…
— Вы, похоже, не верите?
— Ну почему же. Нет причин не верить.
— Я могу доказать — вот смотрите. Пригласительные билеты, целых два. — Он достал и продемонстрировал два входных билета, подписанных изящным женским почерком.
— Мой дорогой Этуотер, — заметил я, — это еще не означает, что вы член научного общества. И билеты эти мог выписать вам кто угодно. Ну, допустим… впрочем, не важно.
— Ах, не важно! Тогда позвольте заметить: вам известно, кто мне их дал? Мать одного знакомого парня, парня, которого я хорошо знал. Как-то вечером заскочил проведать его, адрес нашел в телефонной книге. Выяснилось, то был дом его матери. Ну, я разговорился со старушкой, объяснил ей свое положение, вспомнил, какими корешами были ее сын и я. Ну и старушенция оказалась вроде бы очень славная. Слушала, слушала, а в конце и говорит: «Печально все это. Знаете, хочу вам кое-что подарить». Ну и стала рыться в сумочке. Я-то думал, отвалит как минимум фунт, а что она достает? Два билета в зоопарк. Как вам это нравится?
— Что ж, — заметил я утешительным тоном, почти искренним, поскольку счел, что в данном случае разочарование его оправданно, — зоопарк очень приятное место.
Это вполне невинное высказывание произвело на Этуотера странное впечатление. Настроение его резко переменилось (позже подобные перепады меня уже не удивляли, но на той стадии знакомства привели в замешательство) — от крайнего раздражения к неописуемому восторгу. — Чудесное место! — воскликнул он. — Просто ни с чем не сравнимое. Все эти животные со всего мира привезены сюда, в Лондон! Только вдумайтесь, что им довелось повидать — леса и реки, места, где не ступала нога белого человека! Путь был не близкий, верно? Только представьте: вы потихоньку гребете, каноэ продвигается вверх по реке, вокруг неизведанная страна, целые плети орхидей свисают над головой, попугаи на деревьях, кругом летают огромные бабочки, и слуги-туземцы, и ночью вы вешаете свой гамак под открытым небом, а с утра снова в путь, и никто вас не беспокоит, и можно питаться фруктами и рыбой — вот это, я понимаю, жизнь!
Я снова ощутил искушение поправить его представления о колониальной жизни:
— Если все еще думаете перебраться в Родезию, должен предупредить: условия там страшно далеки от того, что вы только что описали.
— Родезия исключается, — сказал Этуотер. — Теперь у меня другие планы.
И он принялся подробно рассказывать о своих планах, а я с благодарностью слушал, потому что они отвлекали меня от мыслей о Люси. Планы зависели в основном от того, удастся ли ему найти старого своего знакомого, честного скаута по фамилии Эплби, который недавно исчез подобно многим другим приятелям и знакомцам Этуотера, не оставив ни адреса, ни даже приблизительных ориентиров. Эплби знал о какой-то пещере в Боливии, где иезуиты в старые времена прятали свои сокровища. И когда иезуитов изгнали, они наложили проклятия на это место, так что суеверные туземцы опасались даже приблизиться к нему. У Эплби хранились какие-то древние рукописи на пергаменте, прояснявшие ситуацию, и, мало того, имелась аэрофотосъемка местности. С помощью некоего особого процесса он сумел ее обработать и затемнить участки, содержащие золото и изделия из него: гора и пещера, где иезуиты оставили свои сокровища, получились угольно-черными; несколько белых пятен указывали на сундуки с драгоценными камнями и, возможно, даже платиновыми слитками.
— Идея Эплби заключалась в том, чтоб нанять с десяток крепких парней, заплатить им по сотне фунтов каждому авансом, ну потом плюс еще расходы на содержание, и пусть себе копают. Ну и я, конечно, вызывался. Сразу согласился, организовал команду. А тут такая загвоздка. Так и не получил своей сотни.
— Ну а сама экспедиция началась?
— Не думаю. Многие ребята оказались в том же положении. Кроме того, старина Эплби никогда бы ничего без меня не стал предпринимать. Он настоящий честный скаут. Если б только знать, где он ошивается, я был бы в полном порядке.
— Ну а где он обычно ошивается?
— Его всегда можно было найти в «Уимпол». Он, как говорит наш бармен, один из завсегдатаев.
— Но ведь вы наверняка знаете адрес заведения? — Я продолжал поддерживать беседу, чтобы, расспрашивая о старине Эплби, хоть частично вытеснить мысли о Люси.
— Видите ли, «Уимпол» — место в каком-то смысле доступное и свободное. Если ты нормальный парень, тебя впустят и вопросов задавать не станут. Взносы собирают раз в месяц, такое вот местечко. Но если ты стесняешься своей ставки, так принято там говорить, привратник тебя не впустит, и весь разговор.
— И старина Эплби вдруг застеснялся своей ставки?
— Так и есть. Хотя беспокоиться особенно не о чем. Большинству из ребят время от времени указывали на дверь. Наверняка то же самое и в вашем клубе. И ничего позорного в том нет. Но старина Эплби, он у нас парень немного обидчивый, сразу посылает привратника куда подальше, и тогда возникает секретарь. Ну, короче говоря, начинается дикий скандал.
— Понимаю, — кивнул я, но тут вдруг почувствовал, что потерял весь интерес к скандалам Эплби, и вновь подумал о том, как Люси лежит, вся в слезах, и ждет наступления боли. — Ради Бога, расскажите что-нибудь еще.
— Об Эплби?
— Да о чем угодно. Расскажите о ребятах, которые ходят в «Уимпол». Назовите их имена, всех, по порядку, опишите, как выглядит каждый. Расскажите о своей семье. Опишите во всех подробностях каждую работу, которую вы потеряли. Расскажите какие-нибудь смешные истории, что доводилось слышать. Предскажите мне мою судьбу. Разве не видно? Я хочу, чтоб мне
— Что-то я не врубаюсь, — пробормотал Этуотер. — Но если вы намекаете, что я наскучил вам своими…
— Вот что, Этуотер, — со всей искренностью заявил я. — (Дам вам фунт)[103] просто за то, чтоб вы со мной говорили. — Вот (он), [104] смотрите, берите. Вот, пожалуйста. Разве это означает, что мне скучно?
