как можно лучше рассмотреть приближающуюся громаду.

– Аллах всемогущий, как же такая махина форсирует широкие реки? – восхищенно спросил кто-то из англичан.

– Наши инженеры предусмотрели возможность разделения конструкции на четыре автономных модуля, – скупо ответил ему «гид», оставляя простор для фантазии.

Рамон Бадоса допил лимонад.

Вежливо, но решительно отодвинул нагловатого монтажера из «Канал Плюс» от своего окна, умиротворенно улыбнулся. Он в самых крохотных деталях осознавал, какая неслыханная удача выпадала ему сейчас, и от этого сердце переполняли волнение и азарт. Бадоса обязательно использует свой шанс! Черт побери, да он выдоит свою удачу до самой последней капли, будто тучную корову…

Вездеход остановился в тени более чем двухсотфутового комбайна, и «гид» пригласил на выход.

Тогда Рамон вынул из нагрудного кармана половинку грифельного карандаша. С аппетитом, словно добрую сигару, втянул его божественный запах, еще раз улыбнулся и полез на багажную полку за вещами.

Он, конечно, изрядно наслушался, насколько комбайн велик, да и файлы зачитать успел до дыр.

Но когда увидел собственными глазами, даже разучился дышать. Высунулся в открытое окно вездехода, щурясь от бьющего в лицо ветра, и задрал голову, рассматривая громадину ПТК.

Данные, залитые на его «балалайку», оказались вполне достоверными, но вблизи, почти у стоп титана, они казались сильно преуменьшенными. Снизу, да еще от подножия холма, отвесный борт гигантского параллелепипеда казался куда выше 70 метров, заявленных в технической документации. Длина поражала еще сильнее – почти 200 метров, не считая выступающих вперед и назад штанг, мачт и подъемных кранов, придававших «Илье Муромцу» вид злобного инопланетного робота, прибывшего для уничтожения человеческой цивилизации.

Когда легкий штабной транспортер вполз в зону обстрела бортовых орудий, сидящий за рулем рядовой «барс» сбавил скорость. Что-то пробурчал по рации в ответ на запрос с комплекса, вынул из-за уха сигаретку, прикурил.

До комбайна остался едва ли не полет винтовочной пули, и теперь Вебер смог рассмотреть, насколько чудовищными оказались двигательные модули, тащившие великана вперед – на земли Сибирской Республики.

Всего зубастых траков было 96: дюжиной наборов по восемь гусениц их равномерно разнесли по днищу железного кирпича. Ширина только одного полотна, входящего в сложносоставное шасси, составляла три метра, превосходя ширину армейского вездехода, в котором Илью увезли с вертолетной площадки в горах. Высоченные катки гусеничных блоков проворачивались настолько медленно и величественно, что, казалось, рано или поздно способны проволочь свою ношу через всю Вселенную. По сути, улыбнулся Вебер, так оно и было…

Разумеется, он поехал на юг.

Не мог отказаться, не мог наступить на горло собственному характеру, даже если это приводило к ссоре со Светкой. А ссора была. С рыдающей в детской комнате Верочкой, битой посудой, слезами, уговорами и мольбами. С угрозами, шантажом и намеками на развод. С ударами кулаками по столу, стиснутыми зубами и подленьким желанием немедленно отказаться от миссии.

Пришлось врать, как тут иначе?

Что-то лепить про долг, про обещание, данное еще год назад, про щедрое вознаграждение и столь же «щедрое» наказание в случае отказа. Сочинять про бедного черенка, невесть как заброшенного на враждебную территорию; про невозможность решить конфликт другими средствами; про уникальность его, Вебера, поручения.

Всего, безусловно, не рассказал – он никогда не посвящал родных в детали бизнеса, ни во времена похода на Тайгу, ни в дни работы на улицах. Но кое-что выложить пришлось, иначе скандал грозил закончиться чем-то более печальным.

Отпустила. Смирилась. Повесила голову и руки.

Тихо плакала, пока Илья не подсел на диван рядом, обнял и успокоил, нашептывая на ухо что-то обнадеживающее, теплое, ласковое. Так и уснула в его руках, вцепившись крепко-крепко. А утром, едва начало рассветать, он дал ответ Эдуарду.

В ультимативной форме потребовал несколько дней на сборы и общение с семьей. Несколько дней без капли водки, пролетевших красочной сказкой общения с любимыми и драгоценными людьми… Затем он уехал…

Вездеход БАРСа медленно приближался к «Илье Муромцу» по ущелью с западной стороны. Время было послеполуденное, а потому серебристо-черный корпус комбайна оказался щедро залит солнечным светом, подчеркивавшим самые миниатюрные детали – антенны, башенки, выступающие рубки и надстройки, стволы пулеметов и пушек, блестящие зрачки иллюминаторов. Наметанный взгляд Вебера различал даже припрятанные штанги систем маскировки.

Ближе к корме сиял огромный голографический логотип государственной китайской корпорации «Тонни Ютонг», ставшей якорным инвестором и основным строителем ПТК. Ярко-желтой юбкой окружали тяжеловеса многочисленные знаки опасности, предупреждения и инструкции по работам на ходу.

Вокруг, подчиняясь какому-то дикому порядку, сновали самосвалы и экскаваторы, шныряющие внутрь и обратно прямо во время медлительного движения комплекса. На фоне «Муромца» они казались букашками, хотя каждый из них являлся единицей могучей промышленной техники. Сейчас вся бортовая флотилия была брошена на снос невысокого отрога, вставшего на пути богатыря.

Значит, именно сюда Степан Гринивецкий и сбежал?

Илья потер кончик носа, прикидывая, сколько человек вмещает громадина комбайна. Тысячи две с половиной? Никак не меньше, а уж если нелегалов посчитать… Молодец, черенок, при всей незаконности его поступка, ловок.

Изучив досье и показания арестованных по делу о проникновении на объект «Илья Муромец», Вебер сразу разглядел потенциал Листопада. Тонко, хладнокровно, необычайно смело. Что именно толкнуло парня на столь отчаянный шаг? Что забыл он на китайском прокладочном комплексе?

Это ему, наемнику за идею, и предстояло выяснить…

Готовился основательно, хоть в выборе инструментария и был стеснен. К сожалению, ни ставший родным «Смерч», ни даже пистолет взять не удалось. Согласно законам Поднебесной носить оружие на территории стройки разрешалось только солдатам НОАК. Любая попытка протащить ствол нелегально, как разумно предостерег главный машинист Сибири, означала конфликт с китайцами, совершенно ненужный в их пикантной ситуации.

Дипломатическая неприкосновенность, бесспорно, уберегала Илью от прямого обыска. Но было очевидно, что кроме открытых наноскопов и сканеров комплекс напичкан и потайными. Поэтому Вебер подошел к сборам с точки зрения простоты и доступности.

Перед отбытием Терпение нагрузил его «балалайку» таким количеством новых боевых программ, что в них еще предстояло разбираться. В походную сумку лег спортивный с виду костюм из кевлайкры, почти как прикиды лубочных московских конторщиков. Тонкий телескопический штырь из пластика, одним щелчком превращающийся в дубинку. Средства камуфляжа, замаскированные под мужскую косметику – гели для бритья и дезодоранты. Несколько декоративных браслетов, способных трансформироваться в эластичные наручники. Солнцезащитные очки со встроенным спутниковым коммуникатором. Удобные ботинки с регулируемой твердостью подошвы.

Большего позволить себе Леший не мог, как бы ни хотелось.

Ну и, конечно, документы. Настоящие, не как те, что у Листопада. С допуском максимального уровня, полномочиями старшего советника посла Республики на объекте поднебесников и пресловутой дипломатической неприкосновенностью.