неправильное представление.
– Может быть, ты кого-нибудь приведешь с собой?
– Что?
– Кого-нибудь. Ты знаешь. Если есть кто-то…
– Сейчас никого нет, мама.
– Прошло слишком мало времени.
– Сейчас мне уже пора уходить.
– Миранда…
– Да?
– О, не знаю. Просто… ну, тебе всегда везло. Пусть теперь наступит очередь Кэрри. Не стой на ее пути.
– Это глупо.
– Пожалуйста.
Я представила, как она крепко сжимает телефонную трубку, ее напряженное, нахмуренное лицо, прядь волос, всегда свисающую над глазом.
– Все будет хорошо, – сказала я только для того, чтобы остановить ее. – Обещаю, что ничего не стану делать, чтобы встать на пути Кэрри. А сейчас мне действительно пора идти. Увидимся завтра, когда я заберу Троя, ладно?
– Спасибо, дорогая Миранда, – сказала она прочувствованно. – Благодарю тебя.
– Я никогда не встречалась с ним, нет?
Мы сидели на полу, поджав ноги по-турецки, прислонившись спиной к дивану, и ели печеную картошку. Лаура положила на картошку сметану, а я, очистив, намазала толстым слоем масла и посыпала сверху тертым сыром. Очень приятно. На улице было темно и сыро.
– Нет, все произошло так быстро. Ты уехала в Барселону еще до начала, а вернулась, когда все уже было кончено.
– Это ты порвала с ним?
– Именно я.
– Так почему ты против?
– Не против, – успела произнести я до того, как у нее вырвалось:
– Ты против. Могу точно сказать, что ты против.
На мгновение я задумалась.
– Да, против. Потому что от этого бросает в дрожь. Возникает неприятное ощущение кровосмешения. А то, как об этом думают моя мама и, надо полагать, все остальные, убивает меня. Мне хочется сокрушить все вокруг.
– Понимаю, это должно быть болезненно, но и довольно смешно.
– Нет, – сказала я. – Никоим образом, совсем не смешно. Она называет его «Брен».
– Ну…
– А он называет меня «Мирри».
– Семьи, туманно сказала Лаура.
Она вытерла подбородок.
– Мирри, – повторила я. Затем добавила: – Слишком сильно реагирую?
– Вполне возможно.
– Да, ты права. Слишком сильно реагирую.
Я съела весь картофель. Осталась только хрустящая кожура. Я положила на нее еще немного масла и откусила кусочек. Затем выпила большой глоток вина. Мне не хотелось двигаться; здесь было тепло, и я была сыта и ощущала приятную усталость, а на улице ветер с шумом гулял по деревьям, машины проезжали по лужам.
– Как дела с Тони? – спросила я немного погодя.
– О… Все хорошо. Так я полагаю.
Я взглянула на нее. Она заправила свои блестящие черные волосы за уши, лицо стало совсем юным.
– Ты полагаешь? Что это значит?
– Все в порядке. Знаешь, просто иногда… – Она замялась.
– Иногда?
– Иногда мне хочется знать, что будет дальше. – Она нахмурилась и разлила остатки вина в стаканы. – Я имею в виду, что мы вместе почти уже три года. Что же, мы будем продолжать так и дальше? По-моему, именно этого хотел бы Тони – просто продолжать в том же духе год за годом, нам так удобно друг с другом, словно мы уже давно женаты, только дома у нас разные. Или мы начинаем жить вместе – правильно, я хочу сказать. Покупаем жилье. Холодильник. Тарелки. Ставим вместе наши книги и компакт-диски. Ты знаешь. А если нет, что же мы делаем сейчас вместе? Нужно продолжать движение вперед, да?
– Не знаю. У меня никогда не было таких продолжительных отношений.
– В том-то и дело. В твоей жизни сплошные драмы и переживания.
– У меня?
– Все начинается и все кончается.
– И вообще ничего не происходит.
– Да, – сказала она с сомнением. – Но мне только двадцать шесть. Закончилась ли эта часть моей жизни? Можно так считать?
– Вы хотите съезжаться вместе?
– Ну, иногда я думаю, это было бы…
Но тут мы услышали, как в замочной скважине повернули ключ, и дверь распахнулась.
– Привет, – бодро сказал Тони, с шумом опуская сумку на пол прихожей, сбрасывая с ног сначала один ботинок, затем второй, они полетели по деревянным доскам.
Он вошел в комнату, на лбу мокрые волосы, щеки раскраснелись на свежем воздухе.
– О, Миранда, привет! Как поживаешь?
Он наклонился и поцеловал Лауру, она положила руку на его щеку и улыбнулась ему. Мне показалось, что все в порядке.
Он появился в дверях до того, как я успела припарковать свой автофургон, и уже бежал ко мне по садовой дорожке. Он не мог помахать мне, потому что в одной руке у него был полиэтиленовый пакет, набитый до отказа, а в другой он держал свой ранец, лицо сияло, он широко улыбался и что-то говорил мне, а я не могла ничего услышать. Он зацепился за что-то на дорожке и немного споткнулся. Ранец повис вдоль ноги, но он продолжал улыбаться и произносить какие-то слова. Иногда было больнее видеть Троя счастливым, чем в подавленном настроении.
– Здравствуй, – сказала я, а он уже открывал дверь и забирался на пассажирское сиденье, при этом пакет закрутился вокруг угловатого тела. – Как дела?
– Прекрасно. Хорошо. Правда, хорошо. – Он накинул ремни безопасности на себя и свой багаж и застегнул их. – Я учусь играть на гитаре, понимаешь? Помнишь нашу старую гитару? Я нашел ее в кладовке. Она немного растрескалась, но не думаю, что это имеет значение на данный момент. К тому же надеюсь, что смогу приготовить ужин для нас сегодня вечером, хорошо? Я захватил все, что требуется, с собой. У тебя ведь нет других планов, да?
– Нет, – сказала я. – Никаких других планов. Что у нас будет?
– Острые профитроли прежде всего, – сказал он. – Я увидел их рецепт в этой маминой кулинарной книге, там говорится, что их приготовить очень легко. У меня ничего нет, чтобы заполнить их, но у тебя, должно быть, найдется хоть что-то, что можно будет положить в них. Может быть, сыр? Или мясо тунца? Даже у тебя должна быть баночка тунца где-нибудь в буфете. Потом шашлычки. Сначала все нужно замариновать, хотя на это может потребоваться какое-то время. Я начну сразу, как только мы войдем к тебе в квартиру. Я не подумал о пудинге. А ты действительно хочешь пудинг? Я думал, вполне достаточно закуски и шашлычков. Я могу приготовить рисовый пудинг. Но подожди, у нас будет рис к шашлыкам, поэтому, наверное, идея никуда не годится.
– Не надо пудинга, – сказала я.