посторонних языческих, враждебных моей земле земель'. Потом велел их ангелам своим отвести во врачебный дом. Тут они, через шесть дней принимая рвотное, в седьмой день совершенно успокоились от всех болезней своих, а вместо горести на одном сердце было написано это: 'Да будет воля твоя'; на другом: 'Праведен ты, Господи, и правы суды твои'; на третьем: 'Веровал Авраам Богу…'; на четвертом: 'Благословлю Господа на всякое время…';'на пятом; 'За все благодарите…' В то время вся вселенная, с несказанным весельем и согласием плещущая руками, воскликнула сию Исаину песнь: 'И будет Бог с тобой всегда, и насытишься, как желает душа твоя, и кости твои утучнеют и будут, как сад напоенный и как источник, его же не оскудеет вода, и кости твои прозябнут, как трава, и разбогатеют, и наследят роды родов'. Сию песнь все до единого жителя столь сладко и громко запели, что и в этом мире сердечное ухо мое слышит ее. Афанасий. Знаю, куда говоришь. А какое рвотное лекарство принимали они?

Григорий. Спирт.

Афанасий. Как сей спирт зовется?

Григорий. Евхаристия.

Афанасий. Где же нам взять его?

Григорий. Бедняга! До сих пор не знаешь, что царский врачебный дом есть святая Библия. Там аптека, там больница горная и ангелы, а внутри тебя сам верховный врач. В сию-то больничную горницу иерихонского несчастливца приводит человеколюбивый самаритянин. В сем одном доме можешь сыскать врачевство для искоренения из сердца твоего ядовитых и мучительных неприятелей, о коих писано: 'Враги человеку домашние его'. Враги твои суть собственные твои мнения, воцарившиеся в сердце твоем и всеминутно его мучащие, сплетники, клеветники и противники Божьи, бранящие непрестанно владычное в мире управление и древнейшие законы обновить покушающиеся, сами себя во тьме и согласников своих вечно мучащие, видя, что правление природы совсем не по бесноватым их желаниям, не по омраченным понятиям, но по высочайшей отца нашего советам вчера и сегодня и вовеки свято продолжается. Сии-то неразумеющие хулят распоряжение кругов небесных, осуждают качество земель, порочат изваяние премудрой Божьей десницы в зверях, деревьях, горах, реках и травах: ничем не довольны; по их несчастному и смешному понятию, не надобно в мире ни ночи, ни зимы, ни старости, ни труда, ни голода, ни жажды, ни болезней, а тем более смерти. К чему она? Ах, бедное наше знаньице и понятьице. Думаю, не хуже бы мы управили машиной мирской, как беззаконно воспитанный сын отеческим домом. Откуда эти бесы вселились в сердца наши? Не легион ли их в нас? Но мы сами занесли сию началородную тьму с собой, родившись с ней. Афанасий. Почему ты мнения называешь бесами? Григорий. А как же их назовешь? Афанасий. Я не знаю. Григорий. Так я знаю! Бес эллинским языком называется daimonion. Афанасий. Так что ж? Григорий. То, что daimonion значит знаньице, а daimon - знающий, или разумеющий. Так прошу простить, что маленьким бескам дал я фамилию великого беса, Лонгин. Неграмотный Марко, - выслушайте басенку, - добрался.до рая. Вышел Петр святой с ключами и, открывая ему райские двери, спрашивает: 'Учился ли ты священным языкам?' 'Никак', - отвечал простак 'Был ли в академиях?' - 'Никогда, отче святой'. - 'Читал ли древних богословов книги?' - 'Не читал: я аза в глаза не знаю'. - 'Кто ж направил тебя на путь мира?' - 'Меня направили три правила'. - 'Какие три правила?' - 'А вот они. 1-е это 'Все то доброе, что определено святыми людьми', 2-е: 'Все то невелико, что получают и беззаконники', 3-е: 'Чего себе не хочешь, другому не желай'. 1-е и 2-е - домашние, и я сам их надумал, а 3-е есть апостольский закон, для всех языков данный. 1-е родило во мне Иова, терпение и благодарность; 2-е дарило свободу от всех мирских вожделений; 3-е примирило меня с внутренним моим господином'. Апостол, взглянув на него просвещенным, как солнце, лицом, сказал: 'О благословенная и благодарная душа! Войди в обитель отца твоего небесного и веселись вечно; мало ты кушал., а много сыт'. Яков. Не разум от книг, но книги от разума родились. Кто чистыми размышлениями в истине очистил свой разум, тот подобен рачительному хозяину, источник чистой воды живой в доме своем вырывшему, как писано: 'Вода глубока - совет в сердце мужа. Сын, пей воду из своих сосудов'. В то время, немного из книг откушав, может.много пользоваться, как написано об облистанном с небес Павле.- 'И приняв пищу, укрепился'. Таков-то есть и сей Марко; он из числа посвящаемых Богу скотов, жеванье отрыгающих. 'Святи Их в истине своей…' Мало кушал, много жевал и из маленькой суммы или искры размножил пламень, вселенную объемлющий. Не много ли мы его больше знаем? Сколько мы набросали в наш желудок священных слов? А какая польза? Только засорили. Ах, бедная ты жена кровоточивая, со слабым желудком! Вот чего наделали вредные мокроты, змеем апокалиптичным изблеванные, от которых Соломон сына своего отвлекает: 'Из чужих источников воду не пей'. Как же можно таковому горьких вод исполненному сердцу вместить мир Божий - здравие, радость, жизнь душевную? Сыщем прежде внутри нас искру истины Божьей, а она, облистав нашу тьму, пошлет нас к священным вод библейских [Силоаму], к которым зовет пророк: 'Изумитесь, отнимите лукавство от душ ваших'. Во тебе рвотное! Не житие ли наше есть брань? Но со змеиными ли мнениями нам нужно бороться? Не се ли та Павлова благороднейшая баталия, о коей: 'Не наша брань к плоти и крови…' Мнение и совет есть семя и начало. Сия глава гнездится в сердце. Что ж, если сия глава змеина? Если это семя и царство злое? Какого мира надеяться в сердце от тирана: он человекоубийца, давно наблюдает, стережет, любит и владеет тьмой. И если таковое горькое мнений море наполнило сердце и пожрала злая глубина душу, то на какой там надеяться свет, где горя тьма? Какое веселье и сладость, где нет света? Какой мира, где нет жизни и веселья? Какая жизнь и мир, если нет Бога? Что за Бог, если нет души истины и духа владычьего? Какой дух истины, если не мысли вещественные и сердце чистое? Что за чистое, если не вечное, как написано: 'Помышления его в род и род'? Как же вечное, если на вещество засмотрелось? Как же не засмотрелось, если почитает оное? Как же не почитает, если надеется на оное? Как же не надеется, если тужит о разрешении праха? Не се ли есть таковое сердце: 'Увидел: как пепел, сердце их, и прельщаются, и не один не может избавить душу свою'? Не се ли есть грехопадение и заблуждение от Бога в сторону праха идолочестия? Не се ли есть голова змеина,. о которой писано: 'Тот снесет свою главу'? Слушай, Ермолай! Вот как нужно восходить на гору мира: принимай рвотное, очищай сердце, выблюй застарелые мнения и не возвращайся на блевотину. Пей чистую воду, новых советов воду во все дни. Се-то есть, переходить от подлости на гору, от горести в сладость, от смерти в живот, от свиных луж к горным источникам оленьим и [сайгачьим]. Пей до той поры, поколь реки от чрева твоего потекут водой живой, утоляющей ненасытнейшую жажду, то есть несытость, неудовольствие - зависть, вожделение, скуку, ропот, тоску, страх, горесть, раскаяние и прочие бесьих голов жала, душу все разом умерщвляющие. Пей до той поры, пока запоешь: 'Душа наша, как птица, избавься… перейдет воду непостоянную'; 'благословен Господь, который не дал нас в добычу зубам их'; поколь утешишься с Аввакумом, поя: 'Вложил ты в главы беззаконных смерть, а я же о Господе возрадуюсь, возвеселюсь о Боге, спасителе моем'; поя с Анной: 'Утвердись, сердце мое, о Господи,..'; поя с Давидом: 'Озарился на нас свет лица твоего'. Пресильный и прехитрый есть неприятель застарелое мнение. Трудно (по Евангелию) сего крепкого связать и расхитить сосуды его, когда раз он в сердце возродиться. Но что слаще сего труда, возвращающего бесценный покой в сердце ваше? Борись день ото дня и выгоняй хотя по Единому из нутра, поднимайся час от часу на гору Его храбро, величаясь с Давидом: 'Не возвращусь, пока скончаются…' Се-то есть преславнейшая сечь содомо- гоморрская, от которой Божественный победитель Авраам возвращается. Григорий. Живые проживаем, друзья мои, жизнь нашу, да протекают безумные дни наши и минуты. Обо всем нужном для течения наших дней промышляем, но первейшее попечение наше пусть будет о мире душевном, о жизни, здравии и спасении ее. Что нам пользы приобрести целой вселенной владение, а душу потерять? Что ты в мире сыщешь столь дорогое и полезное, чтоб заменить отважился за душу свою? Ах, опасно спутаем, чтоб попасть нам войти в покой Божий, в праздник Господень, по крайнейшей мере в субботу, если не в преблагословейнейшую суббот субботу и в праздник. Да получив отдых, хотя от половины горестных трудов увольнить можем, если не осла нашего, то душу нашу, и достигнем, если не в лето господнее благоприятное в семижды седьмой или в пятидесятый с апостолами год, когда всеобщее людям и скотам увольнение бывает, то хотя несколько освободим нашу бедную душу от тех трудов: 'Доколь положу советы в душе моей, болезни в сердце моем'. Глава в человеке всему - сердце человеческое, Оно-то есть самый зрячий в человеке человек, а прочее все околица, как учит Иеремия: 'Глубоко сердце человека (паче всех) и человек есть, и кто познает его?' Внемли, пожалуй, глубоко сердце - человек есть… А что ж есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всей нашей крайней плоти, криво, кожи и прочей наружности? Видишь, что человек, мир сердечный погубивший, погубил свою главу и свой корень. И не точный ли он орех, съеденный по зерну своему червями, ничего силы, кроме околицы, не имеющий, До сих-то бедняков Господь с толиким сожаления у Исайи говорит-.