дело и кончилось.

Время идет, а зять никакой работы не делает, только слоняется взад и вперед. Другого дела не знает, как пойти к кому-нибудь язык почесать. Ну а когда есть пора, тут он на месте.

С месяц так проволынил. Старик, его тесть, свету не взвидел.

— Ну и лентяя взял я в зятья,— стал он поговаривать.— Я-то думал, будет мне помощь в работе, да где от него, чтоб он пропал, помощи ждать. Зря мы его, пропади он пропадом, в дом пустили.

Только и слышно от него было такое и дома и за воротами. Свойственники парня, его жены родня, как встретят парня в деревне, твердят:

— Слушай, ты что дела не делаешь? Зря мы тебя к себе взяли.

— А что мне делать? — отвечает он.— Время такое — работы нет. Вот начнутся дожди, я в поле пойду, пахать стану. Нынче-то кто пашет? Никто.

— Что бы тебе лопату взять да пойти поле подправить, где неровно? 20 — говорят те.

— Где я стану копать,— отвечает,— если я ваших полей и в глаза не видал?

— Он, недоумок ленивый, работы знать не знает,— решили те меж себя.

Вот раз они позвали его:

— Идем-ка завтра в лес с нами.

— А чего мне в лес идти? — спрашивает.

— Вот те на! — говорят ему.— Ты что, не знаешь? Самая пора к пахоте готовиться, нужное дерево подбирать: для ярма, для дышла, для лемеха, для рукоятки к сохе, а заодно и для кроватей — на ножки и раму. Это все должно быть в порядке, как работа начнется. Дров набрать да в кучи сложить тоже самое время — после о них заботиться не придется.

— Ладно,— отвечает.— Значит, я тоже пойду. Вы меня позовите. Я здесь чужой. Куда идти надо, не знаю.

— Вот и хорошо,— говорят. — Мы тебя кликнем.

Наутро зашли за ним. Он выбрал топорик полегче и вместе с парнями отправился в лес. В лесу один начал рубить прямые ровные деревья, другие принялись собирать хворост. А этот и тут не нашел себе дела — стал наобум слоняться взад да вперед. Он все бродил один в стороне от других и поглядывал, не увидит ли подходящего дерева. Так он вышел к склону холма. Слышит, одно дерево здесь говорит, и говорит оно вроде бы так:

— Кто возьмет меня отсюда и сделает из меня ножки к кровати, тот станет раджей.

Услышал он, подошел ближе. Дерево опять то же самое говорит. Парень и думает: «Надо мне срубить это дерево и сделать из него ножки к кровати». Ну а дерево то было не прямое, было оно гнутое и крученое. Все равно он помнит, что слышал, и думает: «Надо проверить, так это или не так». Взял и срубил.

Другие парни нарубили кому чего надо и сели передохнуть. Туда и этот парень притащил на плече свое дерево. Все со смеху так и покатились.

— Вот дурень-то! — говорят.— В таком лесу дерева себе не найти! Глядите, ребята, что он срубил! Все ищут себе что попрямей да получше, а этот, тьфу пропасть, гнутое себе выискал.

Так они говорят, а сами дерево ногами пихают, вертят его так и сяк. Парень молчит, ни слова не говорит, сидит спокойно. Все пошли домой, и он понес свое дерево; принес да как брякнет оземь, только треск пошел. Парни своим домашним рассказывают, какое он дерево выбрал, опять со смеху помирают. Собрался народ поглазеть, видят — и впрямь кривое.

— Ну,— говорят,— зять-то у вас дурень. Навряд ли его дома родители какому ни есть делу учили. Очень уж он дурашливый.

И старик тесть туда же.

— Надо же, какого дурака взять в дом меня угораздило,— сокрушается.— Что ни возьми, все ему на других глядя делать придется. Сам-то он ни в чем толку не разумеет.— Потом говорит так:— Что же делать-то? Мы его сами в дом взяли. Придется учить.

А парень на другой день разрубил дерево на куски и вырезал ножки к кровати. И сделал он их так ловко, прямо на загляденье: кто ни увидит, глаз не отведет. Тут пошел другой разговор. Все твердят:

— Надо же! Что до работы, так он дело знает. Он не дурак. Всех вокруг пальца обвел.

Кончил парень с ножками, раму собрал, и вышла кровать прямо на диво.

— Я продаю эту кровать — говорит.— Кто даст мне рупию, тому и отдам.

— Как можно просить за кровать целую рупию? — заговорили вокруг.— Никто за нее столько не даст.

— А не дадут,— сказал парень,— я кровать не отдам. Прошло времени с месяц. Той порой раджа прослышал, что втакой-то деревне объявилась кровать, какой раньше никто не видал. Он велел своим стражникам:

— Купите эту кровать и доставьте ко мне. Отдайте за нее, сколько запросят, и несите сюда.

Дал он им денег, чтоб расплатиться, и стражники пошли в деревню. Увидали кровать и диву дались. Даже цену не стали спрашивать, а прямо развязали узелок, где деньги были спрятаны, вынули целых две рупии и отдали парню. Тут настал черед деревенским дивиться.

— Ну и ну! — говорят.— Мы-то прочили, что ее не продать. А надо же — продал, и на базар нести не пришлось.

Увидел старик тесть, что парень выручил деньги, и очень обрадовался. Парень деньги как получил, так сразу и отдал тестю. С той поры парня больше не попрекали и никто над ним не смеялся.

А кровать стражники понесли к радже. Ножки и рама у нее были так вырезаны — смотреть любо- дорого, а сетку парень сплел из такой хорошей веревки, что как принесли кровать на место, радже, говорят, она с первого взгляда пришлась по душе. Засмеялся он и велел отнести ее в покои; сам глядит, глаз отвести не может. Потом спрашивает у стражников:

— Сколько за нее заплатили?

Те говорят:

— Раджа-сахиб! Что нам сказать? Может, ты на нас гневаться будешь. Мы как увидели кровать, голову потеряли и дали за нее целых две рупии. Даже не спросили хозяина, сколько он просит. Сами ему столько дали, так она нам понравилась.

— Ничего,— сказал раджа.— Это вы ему правильно дали. Еще бы лучше добавить четыре ана ему на пиво — было бы совсем хорошо. За хорошую вещь не жалко и переплатить. Это правильно, что вы ему столько дали.

Этой ночью раджа лег почивать на новой кровати. Только уснул, говорят, все четыре ножки выскочили из-под рамы. Одна пошла на восток, другая — на запад, третья — на север, четвертая — на юг. Та, что пошла на восток, встретила войско врагов — на раджу идет — и стала с ним биться. Та, что двинулась к западу, видит: стенка вот-вот обвалится прямо на раджу — взяла да и подперла ее. Ножка, что направилась к северу, углядела змею; змея в туфлю к радже забралась, чтобы его укусить; ну а ножка заметила и смотрит за ней. А что же та ножка, чей путь к югу лежал? Она ракшаса встретила. Шел ракшас, разинувши пасть, раджу слопать. Ножка к нему в пасть вскочила, встала распоркой и держит, подойти не дает. Вот что радже приснилось.

Проснулся поутру раджа, смотрит — и впрямь нет у кровати ни одной ножки; лежит он на полу.

— Матушки! — говорит.— Что это, сон или явь? Ладно, прежде чем что-нибудь делать, надо пойти посмотреть.

Подумал так и потянулся к туфлям, а ножка кричит:

— Стой! Берегись! Не надевай! Там твой враг притаился. Если б не я, он бы тебя убил.

Раджа кликнул слуг. Принесли палку и убили змею. Направился раджа к западной двери. Тут другая ножка кричит:

— Стой! Берегись! Не ходи этим путем. Здесь, наверху, я держу твоего недруга.

Взглянул раджа туда, видит — и вправду стенка дворца покосилась, а ножка ее подпирает, упасть не дает. Крикнул раджа. Пришел народ, поставили где надо подпорки и выпрямили стену.

Вышел раджа во двор, смотрит: ракшас разинул пасть — хочет его проглотить. А ножка говорит:

— Неси ружье, убей его! Я твоего врага задержала. Не будь меня, он бы тебя сегодня слопал.

Раджа взял ружье и уложил ракшаса наповал, а ножка вернулась на свое место. Разделался раджа с