Понятно, что идея о подчинении всей огромной своры оперативников следственному аппарату (чтобы они наконец-то занялись уголовными делами, а не сбором сплетен, слухов и доносов) никогда не нравилась руководству ни советского, ни российского МВД. Но такая идея не устраивала бы и всех чинов в следственных органах (от милиции до прокуратуры), поскольку это лишило бы их возможности останавливать расследование дела под предлогом розыска преступника.
Александр Коломиец был редким следователем. Его самолюбие не позволяло мириться с тем, что какой-то урка окажется хитрее огромной правоохранительной махины. И ладно бы хитрее и интеллектуальнее следователя или опера, это ещё простительно. Но когда тупой подонок остаётся на свободе из-за тупости в организационной работе оперативно-розыскных и следственных органов? Дожидаться, когда руководство страны наконец-то создаст Всероссийский Следственный Комитет? (Александр Коломиец приветствовал более удачное название подобной структуры — Федеральное Следственное Бюро России). Об этой службе, призванной объединить в себе и следственный, и оперативный аппарат всех правоохранительных органов государства (по типу американского ФБР), разговоры шли уже с начала шестидесятых годов. Ещё в 1978 году будучи первокурсником Харьковского юридического института Коломиец слышал от своих преподавателей:
— Вы, ребята, будете уже работать в Следственном Комитете…
С тех пор Коломиец уже стал следователем по особо важным делам областной прокуратуры. Да, прокуратуры, но не Следственного Комитета.
А тем временем могильщики набрасывали лопатами могильный холмик…
Коломиец последний раз медленным взором оглядел родственников и знакомых погибшей и пошёл к выходу из кладбища.
— Здесь тоже ничего подозрительного, — сказал сам себе Коломиец, втыкая ключ в замок зажигания своей потёртой 'жучки' пятой модели.
Собраться с мыслями на работе ему бы не дали — там его ожидала бы привычная бестолковая суета сотрудников и постоянные звонки начальства и подчинённых. Поэтому Коломиец решил ехать сразу домой. Благо, жена была с детьми на даче.
Но, уже открывая дверь в своей квартире, он услышал телефонные звонки. Звонили настойчиво и нервно. Выругавшись непонятно на кого, Коломиец взял трубку.
— Слушаю вас.
— А ты дома, что ли? — бесцеремонно его спросил голос Ольги Гавриловны Черепковой.
— Нет, Ольга Гавриловна, — ответил Коломиец. — Я на работе.
Ольга Гавриловна издала негромкий хохоток и начала свой стремительный монолог (перебивать её было бесполезно, так как она была из тех людей, которые своим собственным разговором до такой степени завораживают сами себя, что теряют слух):
— Вот послушай, Саш, что я тут записала. Нашла сегодня в библиотеке. У Бакшеева Евгения Сергеевича вычитала. Знаешь, кто это? Японовед известный. Вот что он пишет: 'В традиционной картине мира японцев есть представления об ещё одной душе человека или божества — 'кокоро', то есть по- русски 'сердце, духовность'. Исконно японское слово 'кокоро' имеет параллели в алтайских языках, а именно: корейском, тунгусо-маньчжурских и тюркских. Изначально обозначало часть тела: сердце в биологическом смысле, грудь. Однако уже по данным восьмого века видно, что оно стало утрачивать физические характеристики и приобретать психологические и эмоциональные черты. 'Кокоро' могло записываться разными иероглифами… 'Кокоро' превратилось в отличительный признак и неотъемлемый атрибут человека, психическую и познающую деятельность, способность чувствовать, выражение индивидуальной воли и желания. 'Сердце', в смысле 'тайная воля', божества узнавалось через магические обряды, гадания, в сновидениях. Понятие 'кокоро' позднее развилось в важнейшую категорию японской эстетики. Итак, можно сказать, что, в принципе, у древних японцев для человека существовала дуалистическая концепция души, состоящей из телесной и свободной души. Однако, учитывая важную роль 'сознания-чувства', или 'эмоционального сознания', можно говорить и о троичной структуре представлений о сакральном…'.
Вчера на оперативном совещании прокурор области Петухов Андрей Степанович распинал сотрудников следственно-оперативной группы, которую семь дней назад возглавил Александр Коломиец:
— Ищите ритуальщиков! Ритуальщиков ищите! Неужели не понятно, что это какой-то сатанинский ритуал! Соберите всю информацию по этому поводу…
Непонятно, зачем, но на это совещание была приглашена и Черепкова. Эта неисправимая дура лет десять работала в отделе по надзору за законностью в исправительно-трудовых учреждениях области. Сейчас она была заместителем областного прокурора по так называемому общему надзору. К следствию она никогда отношения не имела. Но прокурор по какой-то неведомой причине решил привлечь её 'в помощь' следователям и оперативникам группы Коломийца.
— И вот ещё, — продолжала тараторить Черепкова в ухо Коломийцу. — 'Японское 'кокоро' обязательно включает и теплоту. То, что связывает память с человеческой теплотой…'.
— Спасибо, я ничего не понял, — Александр всё-таки успел вставить фразу, которую расслышала Ольга Гавриловна.
— Что ты не понял?
— Зачем всё это? — стараясь удержать ровный тон, спросил он.
— Как, зачем? Вчера Андрей Степанович потребовал от нас провести мозговой штурм. Вот я сегодня с утра сразу и пошла в библиотеку, подняла все материалы. Своих девочек заставила всё перерыть на эту тему…
'Мозговой штурм? Ты-то, дура, здесь причём? Твои мозги годятся только для того, чтобы их поджарить на сковородке'.
— Ты сегодня уже не будешь на работе? Тогда давай, Саш, зайди ко мне утричком, я тебе передам все эти выписки. Здесь много ещё чего интересного. Почитай, посмотри. Это тебе пригодится.
Нет ничего хуже глупого, но инициативного сотрудника. После того, когда Черепкова загрузила Александра японской философией он бы не удивился тому, что, если бы ей вчера прокурор сказал 'искать марсиан', она бы на полном серьёзе сейчас грузила его астрономией и цитатами из 'Войны миров' Герберта Уэллса.
— Хорошо, Ольга Гавриловна. Я обязательно завтра к вам зайду. Вы собрали очень нужный мне материал. Проанализируем.
— Ну вот, у меня пока всё, — ответила на издёвку Александра повеселевшая Ольга Гавриловна. — Тогда пока?
— До свидания.
'Твою япону мать!'.
Александр прошёл на кухню, приготовил кофе, нашёл трубку из вишнёвого дерева и по привычке закрылся у себя в комнате. Сев за письменный стол, Александр закурил. На работе он курил сигареты, стесняясь показывать сотрудникам свой маленький снобизм, к которому он относил курение трубки. 'Вот ещё, подумают, что я под Шерлока Холмса играю…'.
Копии и выписки из уголовного дела у него были дома, и он мог спокойно работать целыми днями, не выходя из квартиры. А что ещё нужно опытному сыщику? Только побольше информации.
Дело, соединившее в себе три убийства школьниц, было принято к производству Коломийца неделю назад. До того, когда была найдена убитой в городском парке Даша Елохова, дело расследовалось районной прокуратурой. Её убийство было аналогичным двум предыдущим: убийства совершались в городском парке в дневное время суток с двенадцати до четырнадцати часов; все убитые девочки были приблизительно одного возраста (двенадцать, тринадцать и четырнадцать лет); убийца наносил удары ножом в область шеи и груди, вырезая сердце у убитой; следов изнасилования обнаружено не было.
Что было известно по делу? Практически ничего. Все убийства были совершены в первой половине сентября — 5-го, 10-го и 13-го числа. А сегодня было только 25-е сентября. Поэтому материалы дела были только первичными и разобщёнными, а результаты ни одной из криминалистических экспертиз ещё не были готовы. Всё, что успели сделать коллеги Коломийца до того, как он приступил к расследованию, так это только найти несколько пенсионеров и молодых мам с малолетними детьми, гулявших в те дни и в то время в парке. Судя по рапортам оперативников, никто из этих возможных свидетелей не слышал криков жертв и не видел кого-либо, кто бы мог по их описанию попасть под подозрение сыщиков. После того, когда было совершено второе убийство, в парке и городских скверах было установлено скрытое оперативное наблюдение, но это не помешало совершению третьего убийства, жертвой которого стала Даша Елохова. Попросту проворонили. Двое оперативников, лейтенанты Ткачёв и Скворцова, изображавшие влюблённую пару, вместо того, чтобы наблюдать за идущей через парк домой девочкой, бродили по его тропинкам вдали от места происшествия. Естественно, они ничего подозрительно не заметили.
Среди рапортов, правда, был ещё такой, в котором указывалось на то, что пенсионерка Маргарита Вячеславовна Лукина в день первого убийства, то есть 5-го сентября, видела в парке знакомого ей четырнадцатилетнего подростка Серёжу. Из её объяснений следовало, что он бесцельно прогуливался по парку в обеденное время. Оперативники нашли его дома на следующий день, но опросить не смогли. Мальчик был дебилом.
В материалах уголовного дела, собранных по убийству Даши Елоховой, Коломиец обратил внимание на одно из письменных объяснений ещё одного из опрошенных пенсионеров — Леонида Павловича Сумовского. В тот день в промежуток между тринадцатью тридцатью и четырнадцатью часами Леонид Павлович возвращался из магазина и проходил по тротуару вдоль железной ограды парка, за которой метрах в пятнадцати он увидел мальчика, сидевшего на корточках около небольшого костра. При этом мальчик как-то странно мычал. Судя по описанию, данному Леонидом Павловичем, этому мальчику было не больше тринадцати-четырнадцати лет.
'По двум убийствам в объяснениях свидетелей встречаются какие-то мальчики, — сопоставляя два эпизода, размышлял Коломиец. — Сколько их? Два или один? Один и тот же?'.
Мысль о том, что необходимо будет допросить этого мальчика, у Коломийца возникла ещё три дня назад, когда он досконально изучил материалы дела. К этому вынуждало полное отсутствие иных зацепок и улик. Его расчёт на то, что сегодня на похоронах девочки он сможет заметить что-то подозрительное, не оправдался. Впору было впасть в отчаяние, и любой следователь на его месте скинул бы с себя это тяжёлое бремя поиска подозреваемого на оперативников. Но Коломийца это не устраивало никак. Он понимал, что тогда все эти преступления могут остаться нераскрытыми до того момента, пока преступник случайно сам не попадётся в их руки.
Из своего опыта он знал, что информация о преступлении всегда где-то обязательно должна сохраниться. Таким 'хранилищем' может оказаться, что угодно. В классических, хрестоматийных детективах эту роль выполняют отпечатки пальцев преступника на месте происшествия и его следы. Неискушённый читатель подобных детективных романов полагает, что на практике раскрыть преступление с такими уликами также легко, как если бы преступник оставил свой паспорт на месте совершения преступления. Но в работе Коломийца случалось и такое, когда преступник действительно терял на месте преступления документ, удостоверяющий его личность. Ещё начинающим следователем Александр Коломиец расследовал изнасилование, при котором насильник, видимо, в борьбе с жертвой выронил свой пропуск на завод, в котором он работал. Пропуск был обнаружен при осмотре места происшествия. Казалось бы, вот и удачное