Не ведал я ни благодати,Ни муки быть самим собой.Но вот — завесы роковыеРазорвались, и — сон во снеИ пламя в пламени — впервыеБогоявилась муза мне.И в том, что духу предлежалоКак новый образ бытия, —Люциферического жалаСмертельный яд воспринял я.Но если, Господи, недаромСреди осенних позолотЕго особенным загаромТы отмечаешь каждый плод,Не осуди моей гордыниИ дай мне в хоре мировомЗвучать, как я звучал доныне,Отличным ото всех стихом.
1920
86.
В потопе — воля к берегам,Своя Голландия и шлюзы;В лесах — не только пестрый гам,Но и наитье птичьей музы.Пусть сердцевина не сладкаВ плоде, доставшемся от змия:К чему отчаянье, покаТы правишь миром, эвритмия?И лишь в бессоннице: не в той,Где всё — бессмертия порука,Но там, где вечной темнотойРазъеден самый корень звука,Тебя теряя, внемлю яНад бездной, общей нам обоим, —О, ужас! — духа перебоямВ пространствах полых бытия.
1920
87.
Когда, о Боже, дом Тебе построю,Я сердце соразмерить не смогуС географическою широтою,И севером я не пренебрегу.Ведь ничего действительнее чудаВ обычной жизни не было и нет:Кто может верно предсказать, откудаЗаймется небо и придет рассвет?И разве станет всех людских усилий,Чтоб Царствия небесного один —Один лишь луч, сквозь зейденбергской пыли,На оловянный низошел кувшин?Кто хлебопашествует и кто удитИ кто, на лиру возложив персты,Поет о том, что времени не будет, —Почем нам знать, откуда идешь Ты?Во всех садах плоды играют соком.Ко всем Тебе прямы Твои стези:Где ни пройдешь, Ты всё пройдешь востоком —О, только сердце славою пронзи!
