беглецов из Санкт-Пе­тербурга, другой сам же переносил столицу из Петер­бурга в Москву, и множество дворян сбежало из Петер­бурга вполне легально.

Вот стоило окончательно утвердить Санкт-Петербург как столицу, сделать в ней выгодным кормление около военных частей и чиновников — и население стало рас­ти. Добровольно.

Впрочем, большую роль сыграла «канавка невская», как ласково называли в народе Ладожский канал, со­единивший Свирь и Неву в обход Ладожского озера. Частые бури в Ладожском озере мешали навигации, а тем самым — подвозу продуктов. Теперь продовольст­вие подвозили регулярно, цены на все резко упали.

С 1735 года Петербург перестал быть дорогим городом. «Четверик (26 кг) гречневых круп стоил 34— 40 копе­ек, гороха — 40—55 копеек, овса — 15 копеек, пуд (16 кг) ржаной муки — 26—27 копеек, крупичатой — 75—80 копеек, масла коровьего — 1 рубль 25 копеек фунт (около 400 г.), говядины — 1 рубль 34 копейки, гусь с печенкой — 12 копеек, солонина — 3 копейки, баранина — 2 и 3 копейки за фунт и т.д. В сравнении с XX веком цены эти кажутся просто невероятными»[112].

В XXI веке цены эти не стали более «вероятными», но в XVIII веке в других городах России цены на еду были или примерно такими же, или чуть ниже. А воз­можностей заработать в Санкт-Петербурге было боль­ше. С 1735 по 1750 год в город въехало больше людей, чем сволокли силой за все годы правления Петра I. В 1750 году в Санкт-Петербурге жили 95 тысяч чело­век, тогда как в 1730-м оставалось от силы тысяч 25 от переселенных Петром 40 тысяч.

Квартиры и продовольствие к 1750 году вздорожа­ли, жилья сильно не хватало — а ведь в конце 1720-х годов в Петербурге стояло много заколоченных домов, иные разваливались от сырости и отсутствия ухода.

Что это доказывает? Да всего-навсего то, насколько выгоднее решать любые вопросы добром, чем батога­ми. Пока двухметровый царь с головой меньше собст­венного кулака надрывался и орал, размахивал леген­дарной дубинкой, сек кнутами и угонял в Сибирь за ос­лушание — Петербургу было быть пусту. И даже при Петре строить город удавалось, только нарушая нормы карательно - полицейской «экономики».

А как стало в Петербурге жить выгодно — ручеек переселенцев не иссякал. К 1800 году в Петербурге жили уже 220 тысяч человек. В XIX век Петербург вступил, уже обогнав Москву, — к 1811 году, перед на­ шествием Наполеона, в ней жили порядка 175 тысяч человек. В 1862-м москвичей стало 358 тысяч, к 1897 го­ду число их перевалило за 1 миллион.

В Петербурге же в 1853-м жили порядка 500 тысяч человек. Сразу после раскрепощения 1861 года толпы людей ринулись в Петербург, и в 1900-м в нем жили уже порядка 1,5 миллиона человек. Из них 718 410 че­ловек были вчерашними крестьянами, прибывшими из 53 губерний Российской империи. Петербуржцы пер­вого поколения.

В 1917 году — около 2,5 миллиона человек. Петер­бург сделался по-настоящему большим городом; в 1900 году он был четвертым по населению городом мира. Только Лондон, Париж и Константинополь были боль­ше Санкт-Петербурга.

Разница в том, что Москва росла постепенно и есте­ственно, как город, заполняющийся сельским людом, который постепенно становится горожанами, москвича­ми. В третьем поколении внук переселенца из подмос­ковного села становился москвичом — сохраняя акаю­щий «гаварок» и многие бытовые привычки.

Жители же Санкт-Петербурга далеко не поголовно стали петербуржцами. Конечно же среди жителей горо­да были и «настоящие» петербуржцы. Те русские евро­пейцы, которые жили в городе по три, по четыре поколе­ния и начали довольно сильно отличаться от остальных русских людей. Те, кого стремились уничтожить и ком­мунисты, и нацисты.

Но весь XIX век Санкт-Петербург удивительным об­разом сохранял черты города недавних переселенцев, военного города на осваиваемых вновь землях. Уже в 1897 году женское население составляло всего 31% на­селения Санкт-Петербурга. Треть населения города бы­ли бездетные холостяки. Почему?!

Да не источит читатель слезы жалости о судьбе экс­плуатируемых бедняков. То есть было и это: в Санкт-Пе­тербург шли на заработки. Чем лучше становились до­роги, тем легче становилось приехать в Петербург — в том числе приехать надолго. Человек жил в городе годы, десятилетия, но семьи как-то не заводил, или заво­дил не в Петербурге.

Это очень напоминает мне историю, рассказанную профессором Л.Б. Алаевым, — про индуса, и не из бед­ных: «горожанина, правительственного чиновника сред­него ранга. Но, к моему удивлению, семья его — жена и дети — до сих пор жила в родной деревне... Таких «полу­горожан» в Индии очень много»[113]. Россия совсем недав­но перестала быть страной крестьян, деревенских жи­телей. Еще при советской власти, до 1960-х годов, у нас тоже «деревни окружали города», а в царской Рос­сии горожан было меньше, чем в Индии сегодня. В Пе­тербурге «полугорожане» встречались даже в рабочей среде.

В 1861 году в Петербурге жили 20 тысяч рабочих; в 1890-м — 150 тысяч, в 1900-м — 260 тысяч, в 1917-м — 500 тысяч. Из них порядка 100 тысяч не имели семей; были ли это просто молодые люди, не успевшие обза­вестись семьей, «убежденные холостяки» или все те же «полугорожане» — мне неизвестно.

Для сравнения — в Москве в 1900 году 146 тысяч рабочих, из них 38 тысяч железнодорожников. Холо­стой рабочий в Москве был таким редким исключением из правила, что его и сыскать было трудно.

Но это, так сказать, низы общества. Хотя ведь и ра­бочим при их совсем неплохих доходах никто не мешал искать подходящих невест в провинции, хотя бы в сво­их собственных деревнях. А ведь искали не все.

В холостяках ходили и люди образованные, ярко выраженные «русские европейцы», в том числе и до­вольно богатые. «Полугорожане» встречались порой да­же в среде крупных предпринимателей или чиновников первых нескольких рангов. Живет человек в Петербур­ге всю жизнь — а его семья живет в деревне или ма­леньком городке.

Было много и холостяков, большой процент петербуржцев высшего слоя общества так и умерли бездет­ными. Самые известные из них, наверное, — знамени­тый дипломат, князь Горчаков, и писатель Гончаров, автор «Фрегата «Паллады», «Обыкновенной истории», «Обрыва» и «Обломова».

Один из результатов — чудовищное преобладание смертности над рождаемостью. По данным на 1888 год, в Петербурге умерло около 29 тысяч человек и роди­лось 22 тысячи. При этом ведь многие уезжали умирать на родину, в свои деревни и маленькие городки, цифры смертности наверняка на самом деле выше.

Кто живет в Санкт-Петербурге?

Пертурбации 1918—1920 годов не могли не от­разиться на самосознании жителей Петербурга. Из двух с половиной миллионов человек к 1920 году осталось всего восемьсот тысяч. Возник жуткий город В. Шеф­нера, где вечерами стреляют в переулках, а людей ста­ло так мало, что их не хватает, чтобы населить уже имеющиеся квартиры[114].

Число не вернувшихся после Гражданской войны, выгнанных из города «за происхождение» вряд ли ко­гда-нибудь установят точно, хотя бы до сотен человек. Главное — до миллиона человек, бывших петербурж­цев, понесли петербургский менталитет, питерское бес­покойство по России. А пустота Петербурга стала на­полняться новыми людьми... Получалась удивительная вещь — коммунисты боялись и не любили Петербурга, но они сделали все необходимое, чтобы Петербург «работал» на всю страну, и как можно с большим эффек­том.

Малоизвестная деталь — в 1930-е чаще «забирали» и высылали немцев, шведов и эстонцев. По закону кол­лективной ответственности они оказывались как бы виновными за то, что в Эстонии, Германии и Швеции не особо жалуют коммунистов и строй в этих странах буржуазный. Еще в 1920-е годы финны в основной своей массе выехали в Финляндию. Город по составу населения становился все более и более русским... и восточным: городом татар и кавказцев. Тем более что во время Второй мировой войны не только погибли миллион человек, а часть выехавших из города не вер­нулась. Высылали немцев, эстонцев, шведов, а остав­шиеся практически не пережили блокады.