— Почему именно до пятницы?

— Ведь вы собираетесь ехать в Дрезден?

— Да, собираюсь.

— Тогда до завтра.

— Хорошо. Я жду вас.

Криста ушла, а Харкус стоял и смотрел ей вслед, хотя ее почти не было видно в темноте.

Войдя в дом, Криста подошла к окну и увидела, что Берт уже в конце улицы.

«Интересно, откуда он узнал, что я собираюсь ехать в Дрезден? — думала, не отходя от окна, Криста. — Я ему об этом не говорила. И почему он заговорил об этом?»

«Хорошо же начинается неделька!» — решили жители поселка, разбуженные в понедельник в четыре часа утра торопливой беготней посыльных и их стуками в квартиры офицеров. Такая же мысль пришла в голову обитателям общежития, которые проснулись раньше времени из-за того, что по тревоге были подняты офицеры шестой батареи. То же самое подумали и солдаты других подразделений полка, заслышав шум и сборы артиллеристов шестой батареи.

Нечто подобное подумал и Курт Вебер. Его жена уловила в молчаливом ворочании мужа с боку на бок явное недовольство и раздражение, с которым он встречал каждое решение Берта Харкуса.

Вчера, когда к нему зашел Кисельбах с женой, Курт был на удивление тих, но почему-то неспокоен. Как только гости ушли, он лег спать, Ильзе легла позже него часа на два, но он и тогда еще не спал. Вот и сейчас он не шевелясь лежал в постели, хотя Ильзе точно знала, что он не спит. Она ждала, что он заговорит с ней.

Вскоре кругом снова стало тихо. Посыльные и те, за кем они были посланы, торопливо ушли в казарму, Однако Курт все еще притворялся, что спит.

— Курт?! — не выдержала наконец Ильзе.

— Хм…

— Подвинься.

— Хорошо, — ответил Курт, отодвигаясь к стене, чтобы дать жене место.

Это слово она говорила ему уже тринадцать лет, и каждый раз оно звучало у Ильзе кротко и нежно. Все в Ильзе было крепким и округлым: плечи, груди, бедра. И Курт забыл о своем беспокойстве, которое не покидало его с того момента, когда он услышал о маневрах войск стран — участниц Варшавского Договора.

Для самого Вебера неделя началась хорошо, однако в этом не было никакой заслуги Харкуса…

Примерно в половине восьмого, выйдя из парка боевых машин, Харкус пошел по асфальтированной дорожке к казарме. На миг он задумался, идти ли ему завтракать или сначала на минутку заглянуть в штаб.

Решение пришло само собой, стоило Харкусу заметить у входа в штаб группу офицеров и среди них Курта Вебера. Тут же стоял и Гаупт.

Для майора Берта Харкуса новая неделя, как и для Вебера, началась тоже очень удачно. Личный состав шестой батареи, поднятый по тревоге на рассвете, продемонстрировал хорошую скорость и сколоченность. Батарея раньше срока вышла из военного городка и досрочно, в полном соответствии с уставными требованиями, заняла огневые позиции. Приведение орудий в боевое положение прошло отлично, почти без ошибок. И все это солдаты проделали в противогазах и защитных костюмах.

Впервые за время пребывания в полку Харкус был доволен. От его вчерашних размышлений и сомнений не осталось и следа.

Все, кто стояли у входа в штаб, повернулись лицом к командиру полка и ждали, что он им скажет. На лицах некоторых офицеров, в том числе и Пельцера, застыло выражение неудовольствия.

Харкус пожелал всем успешного рабочего дня. Всю прошлую неделю он не давал офицерам покоя и сам не имел ни одной спокойной минуты. И вот сегодня Берт решил заняться каждым офицером в отдельности.

— У тебя найдется свободное время для меня? — спросил Харкус, обращаясь к Веберу.

Подполковник пожал плечами и ответил:

— В восемь у меня беседа с заместителями по политчасти, а вот сколько она продлится, я и сам точно не знаю… — И он еще раз пожал плечами.

— Я приду на эту беседу, — пообещал Харкус. — Мне есть что сказать им.

Не похоже, чтобы Вебер обрадовался этому обещанию. Вид у него был такой, будто он о чем-то сосредоточенно думает.

— У тебя усталый вид, Курт, — заметил Верт.

— А ты и сам выглядишь не очень-то отдохнувшим, — сказал Вебер, и брови его взлетели вверх.

— Оно и не удивительно! — парировал замечание Вебера Харкус. — До часу ночи я был на охоте.

— Ну и?.. — вмешался в разговор Гаупт, который слыл в полку заядлым охотником. — Повезло?

— Разумеется, повезло! Тем более что я был не один.

— А кто же с тобой был? — поинтересовался Вебер.

— Диана.

Гаупт засмеялся. Кисельбах и Вебер переглянулись.

А Берт уже был занят тем, что подробно рассказывал Гаупту, как он одним выстрелом свалил дикого кабана.

За последние дни Берт несколько осунулся, однако нисколько не утратил прежней оживленности и подвижности. Он не только рассказывал, но еще и подкреплял свой рассказ красноречивыми жестами, к которым вообще прибегал редко.

Держался Харкус так непринужденно, будто между ним и остальными офицерами не было никаких трений, или, по крайней мере, если они и были, то давным-давно преодолены.

Офицеры оживились. Лишь один Келлер нервно курил, чувствуя себя как-то неспокойно. Ему вообще хотелось уйти, но из-за желания узнать из первых уст, как отстрелялась шестая батарея, он остался. Вынув изо рта недокуренную сигарету, он потушил ее и сунул в портсигар.

Как только Харкус закончил разговор с Гауптом, Келлер обратился к нему:

— Товарищ майор, разрешите спросить, как дела в шестой батарее?

— Эта шестая дорого обошлась мне, — ответил майор и засмеялся. — Слишком дорого, скажу я вам. Ее подъем по тревоге обошелся мне в триста марок.

— Как это так?! — удивился Гаупт.

— Батарея уложилась во все нормативы, правда, не все получили отличную оценку. Я обещал им премию.

Келлер кивнул. От Харкуса не ускользнуло недоумение капитана.

«Чем лучше будут выглядеть другие подразделения полка, тем хуже будут казаться результаты первого артдивизиона», — подумал капитан, услышав слова майора. Но командир полка угадал тайные мысли Келлера, правда, он был рад, что капитан не стал с ним спорить.

— Да, к слову сказать, — продолжал майор, обращаясь к Келлеру, — вы хоть и запоздали с переводом техники на зимнее обслуживание на день, однако в срок все-таки уложились. Ваш дивизион в числе первых получит премию в триста марок. Я сегодня же отдам приказ.

Келлер поблагодарил командира за премию, о которой, честно говоря, он даже и не думал. Теперь он решил наградить лучших водителей перед их увольнением из армии. Разумеется, Келлеру было бы приятнее, если бы неделю назад командир полка сказал о его дивизионе то, что он сегодня сказал о шестой батарее.

Келлер пошел в штаб. Офицеры, стоявшие перед штабом, с облегчением вздохнули.

— Товарищ майор, я очень рад, что в полку вы нашли хоть что-то хорошее, — сказал Харкусу Пельцер. — Надеюсь, вы понимаете, что таких хороших показателей батарея не могла достичь за каких-то пять дней, следовательно, это результат более ранней работы, что меня лично особенно радует.

Гаупт и Кисельбах согласно закивали.

Офицеры замерли в ожидании ответа командира полка.

Харкус не заставил себя долго ждать.

— Меня лично, товарищ подполковник, успокаивает нечто другое, — сказал майор. — Успокаивает и радует меня то, что в полку, несмотря на имеющиеся недостатки, есть и такая батарея.

— Вы думаете, она у нас одна? — спросил Кисельбах. — Можете поверить нам на слово: таких подразделений в полку много.

— Поживем — увидим! — ответил Харкус.

Все замолчали, как будто только что и не было никакого разговора. Между тем офицеры радовались тому, что на примере шестой батареи смогли доказать Харкусу, что в полку далеко не все плохо.

Однако командира полка хорошие показатели шестой батареи не успокоили. «Поживем — увидим!» — ответил он своим заместителям, а это означало, что он не потерпит, чтобы в части все шло так, как до сих пор.

Вебер не звал, что ему делать. Чувство беспокойства не покидало его. Он не знал, подождать с партийным собранием до пятницы или провести его раньше. Как бы потом не оказалось, что он опоздал.

Постепенно офицеры разошлись по своим местам, чтобы снова встретиться днем, за обедом.

Неожиданно Харкус почувствовал приступ голода. В последний раз он ел в четвертом часу ночи: доел кусок колбасы, что ему дал Вилли. С тех пор во рту у него маковой росинки не было.

По дорожке шли солдаты батареи. Обер-лейтенант Экснер громко подал команду:

— Батарея, смирно! Равнение направо!