Карин покачала головой и сказала:

— А может, любопытство? — Она рассмеялась и вместе со стулом подвинулась к парню. Девушка снова обхватила его шею руками и звонко поцеловала. Затем Карин достала из сумки внушительного вида пакет и положила его на стол со словами:

— Вся бригада и твой отец передают тебе приветы и вот это послание.

«Шлем тебе привет и пожелания успехов в службе…» — начал читать Цедлер. Ниже следовали подписи всех членов бригады, где он работал, подписи отца, матери и братьев с сестрами.

— Почитаешь, когда я уйду, — надув губки, произнесла Карин.

Парень отложил письмо и спросил:

— Ты на сколько приехала?

— Это будет зависеть от тебя.

— От меня?

— Да спрячь ты наконец это письмо, — девушка отодвинула конверт в сторону. — Успеешь прочитать.

— Я никак не могу поверить, что ты здесь.

Цедлер взял конверт, и из него на стол выпали две бумажки по сто марок. Он с удивлением взглянул на Карин.

— Это ребята тебе часть своей премии прислали, — объяснила она.

Цедлер снова схватил письмо и с любопытством начал читать подписи. Карин на сей раз не стала ему мешать, но он, не дочитав до конца, сунул письмо в карман.

— Не забудь деньги, — заметила девушка. — Они тебе понадобятся.

Он кивнул и спрятал деньги. Мысленно Цедлер на миг снова оказался в цехе родного завода, он даже забыл про Карин, которая в эту минуту достала из сумочки маленькую коробочку и положила ее на стол. Незаметно для парня она открыла коробочку, в которой лежали два золотых обручальных кольца.

Увидев кольца, Цедлер невольно сделал несколько глотательных движений.

— Я подумала о том, что здесь где-нибудь поблизости должен быть загс, — тихо сказала Карин. Голос у нее был робкий и озабоченный.

Цедлер, забыв о своих грязных руках, обхватил ладонями ее голову и начал целовать.

— Сначала я очень боялась, — призналась девушка. Откровенно говоря, у нее и сейчас был немного испуганный вид.

— Я сразу же почувствовал, что пахнет чем-то праздничным.

— У тебя хороший нюх. — Карин подперла подбородок кулаками. — Я подумала, уж раз я здесь, то по крайней мере знай, что ты мне муж.

Цедлер кивнул и спросил:

— Сколько ты здесь пробудешь?

— В понедельник в шестнадцать тринадцать отходит мой поезд.

— Значит, не все зависит от меня.

— Правда, не только от тебя, — ответила Карин и посмотрела на часы. — Надо спешить, дел много. Нам нужны два свидетеля — и тогда можно идти в загс.

— Свидетели нам не нужны.

— А я хотела бы, чтобы они были.

— Хорошо, — согласился Цедлер, продолжая сидеть.

— Ну тогда поторапливайся, а то и загс закроют, — торопила его Карин.

— Мысленно я уже в пути.

— Лучше, если это будет не мысленно, а наяву.

— Я какой-то чокнутый, — признался парень. Он вдруг вскочил и заторопился: — Посиди тут, я быстро вернусь.

— Только не заставляй меня долго ждать.

Цедлер выбежал из клуба и помчался к командиру, к унтер-лейтенанту Каргеру.

— Товарищ унтер-лейтенант, прошу вас… — начал было докладывать он, но тут же запнулся: — Я… я женюсь… Прошу вас предоставить мне краткосрочный отпуск. И назначьте двух свидетелей, если можно. Я три года буду служить…

— А кого вы хотели бы видеть свидетелями?

— Рингеля и Шварца, если можно…

Через полчаса Цедлер с невестой и двумя свидетелями уже шел в поселок. Вместе с ними шел и унтер-лейтенант Каргер, передав взвод на попечение обер-вахмистра Беренда.

Визит обер-лейтенанта Калочека к подполковнику Пельцеру был менее удачным. Как раз в тот момент, когда ефрейтор Цедлер со своими свидетелями проходил мимо штаба полка, обер-лейтенант вышел из кабинета подполковника. На минуту он остановился в коридоре, не зная, как ему быть дальше.

Наконец он решил сначала сходить к командиру полка, которого он знал еще до учебы в академии: они вместе играли в одной волейбольной команде. Его остановила фрау Камски.

— Речь идет об очень важном рацпредложении, товарищ Камски.

— Очень сожалею, — покачала она головой. — Вам следовало прийти по этому вопросу сегодня утром.

— Утром я еще не мог.

Секретарша еще раз покачала головой и для большей убедительности даже закрыла на миг глаза.

— По крайней мере, доложите обо мне командиру.

— А я, по-вашему, зачем здесь сижу? Хорошая секретарша знает, кого пускать к командиру, а кого нет, — недовольно сказала она и застучала на машинке.

В этот момент майор Харкус вышел из кабинета и попросил дать ему какую-то папку.

Калочек кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

Секретарша метнула в сторону обер-лейтенанта недовольный взгляд.

— Вы ко мне? — спросил майор у Калочека.

— Да, и все по вопросу перевода техники…

— Принесите нам два кофе, фрау Камски.

Когда Калочек проходил мимо секретарши, она тихо шепнула ему:

— Не думайте, что вы поступили хорошо.

Полчаса спустя, когда жених с невестой и двумя свидетелями катили в загс в «вартбурге» Каргера, майор, предварительно постучав, вошел в кабинет подполковника Пельцера.

Увидев Харкуса, Пельцер быстро встал и сел только тогда, когда майор сам уселся в кресло, стоявшее перед его письменным столом. В кабинете было чисто и по-домашнему уютно. Ни в одном кабинете штаба не было столько цветов и зелени, сколько здесь. Даже на письменном столе слева стоял горшок с цветущими астрами. На стенах также висели горшки с цветами и картина «Отдых после боя». В комнате приятно пахло сигаретным дымом.

Харкус был удивлен. Он ожидал увидеть строгий кабинет, который соответствовал бы характеру хозяина.

Впервые командир полка остался с Пельцером наедине, сейчас с ним можно было поговорить, что называется, с глазу на глаз. Харкусу, по-видимому, удалось в какой-то степени уменьшить дистанцию, которая между ними существовала.

Хотя со времени совещания уже прошло два дня, отношения Харкуса со своим заместителем, да и с другими офицерами, по-прежнему оставались натянутыми. Более того, вчерашняя тревога, по которой были подняты с постели работники штаба, только усложнила эти отношения. Подполковник Пельцер относился к числу офицеров, которые во всем обвиняли только Харкуса, считая его властным самоуправцем.

Майор не сразу заговорил о предложении Калочека. Сначала он дипломатично поинтересовался ходом перевода боевой техники на зимнее обслуживание. Пельцер заверил, что, по его мнению, первый артдивизион своевременно закончит столь важный этап. Далее подполковник как бы вскользь заметил, что этот переход в масштабах всего полка осуществлялся бы более четко, если бы не внезапные тревоги и непредусмотренные проверки.

Харкус усмехнулся и пообещал пока не тревожить те подразделения, которые в данный момент непосредственно заняты переводом техники на зимний период. Затем майор поинтересовался, что известно Пельцеру о новых пушках и арттягачах, которые они должны получить в следующем году.

Пельцер ответил, что он кое-что слышал об этом и даже на совещании в Бургенау видел фотографии нового вооружения, но более точного представления об этом, к сожалению, не имеет.

— После проведения маневров, — обещал майор, — офицеры штаба и командиры подразделений как-нибудь съездят в соседний полк, в котором эта техника уже находится на вооружении несколько месяцев. — Харкус сделал небольшую паузу, а затем добавил: — Я слышал, что существует рационализаторское предложение, приняв которое мы смогли бы ускорить процесс перевода боевой техники.

— Я тоже слышал, — Пельцер потянулся за сигаретой, — и сразу же понял, что вы именно из-за этого и пришли ко мне.

— Хорошо. Тогда перейдем к сути дела. Каково ваше мнение об этом предложении?

— В данный момент отрицательное.

— Объясните почему…

— По-моему, боевая техника части благополучно переводится на режим эксплуатации в зимних условиях, и потому считаю лишним всякие эксперименты.

— И это все, что вы можете сказать по данному вопросу?

Пельцер ничего не ответил, он снова затянулся сигаретой, пепел упал на стол.

Харкус как ни в чем не бывало сдул пепел со стола.

— Если вы знакомы с рацпредложением, то у вас должны быть замечания к вводной и обобщающей частям.

Подполковник положил сигарету на край пепельницы. Он выпроводил Калочека, можно сказать, ни с чем, пробормотав что-то невнятное о том, что,