бросаться на защиту этого кровавого спорта, так как мне еще не попадалось ни сторонников, ни противников его, убеждения которых можно было бы поколебать. При этом должен признать, что не вижу особой логики в поведении людей, жизнерадостно поедающих продукцию ближайших скотобоен и возражающих против деятельности бдительных егерей, но принимаю, что некоторые, а может, и любые чувства человека не обязательно имеют под собой логическое обоснование. Как бы там ни было, в тот период моей жизни большая часть моих развлечений сводилась так или иначе к охоте, так что, предвкушая приятное времяпрепровождение, я направился на мероприятие, которое обещало стать настоящим Grand Battu[17] в стиле короля Эдуарда.
Дорогу я знал хорошо, потому что нередко приезжал на выходные к Истонам, но выбираться из Лондона на юг – порой настоящий кошмар, так что я всегда оставлял время на дорогу с расчетом на возможные пробки. В тот день я не принял во внимание, что еду за город в четверг, а не в пятницу, и вот, по сравнительно пустым дорогам, я приехал в Бротон почти на полчаса раньше назначенного. Дворецкий с неожиданным именем Яго сказал мне, что леди Акфильд и леди Бротон в Желтой Гостиной, заканчивают встречу какого-то благотворительного общества.
Не имея ни малейшего желания присоединяться к ним (с меня хватает обществ и совещаний, от которых отвертеться не удается), я устроился в уютном бархатном кресле Уильяма Кента в Мраморном Зале. Ждать пришлось недолго, вскоре дверь отворилась, и на пороге появились несколько членов общества, раболепно бормочущие прощания Эдит, которая провожала их к выходу. Она вырвалась от них.
– Привет, – сказала она. – Я не знала, что ты здесь ждешь.
– Я рановато приехал, так что решил подождать немного и не портить тебе удовольствие.
Она ссутулилась и комично вздохнула:
– То еще удовольствие! Пойдем, выпьем чаю.
Не обращая внимания на поклоны и улыбки уходящих, она повела меня обратно в комнату. Они не возражали против такого обращения. Наоборот. Из-за того, что она бросила их, чтобы поздороваться со мной, они лишь уделили и мне порцию почтительных улыбок, бочком пробираясь к лестнице. Подозреваю, они подумали, что фея своей золотой палочкой коснулась и меня.
Остальные участники общества – обычный набор провинциальных интеллектуалов, туго завитых советников и дуреющих от скуки фермеров – уже почти все разошлись. Некоторые из них медлили, неспешно собирая свои вещи, что выдавало намерение «поймать» кого-то перед уходом. Добыча, на которую они охотились, была, конечно, леди Акфильд, которая устроилась в красивом кресле у камина в окружении почитателей. Несколько жаждущих, смущенных конкуренцией, ограничились парой минут с Эдит и ушли. Я приблизился к хозяйке, она встала и приветственно поцеловала меня, давая понять остальным, что аудиенция окончена.
– До свидания, леди Акфильд, – говорил стряпчий в мешковатой рубахе художника, – и спасибо вам большое.
– Что вы, это вам спасибо, – отвечала леди Акфильд со своей обычной проникновенностью. – Сдается мне, вы у себя в Крэмни добились потрясающих успехов. Я слышала, жизнь бьет ключом. Жду не дождусь, когда же, наконец, смогу увидеть это своими глазами.
Ее собеседник расцвел, отбросив весь свой социализм:
– Мы будем счастливы видеть вас у себя.
И удалился, расплывшись в улыбке.
– Крэмни – это где? – спросил я. Леди Акфильд пожала плечами:
– Какое-то жуткое захолустье в Кенте. Хотите чаю?
Когда я пришел в свою комнату, мои вещи уже были распакованы, а вечерняя рубашка, галстук и носки и кушак были разложены на кровати. Но мои чистые трусы куда-то делись. Я обыскал все ящики и принялся шарить под кроватью, когда за моей спиной раздался голос:
– Что вам там могло понадобиться?
Я обернулся и увидел Томми Уэйнрайта, он стоял в дверях, соединяющих мою комнату, она же Садовая Комната, с соседней – Розовой Бархатной комнатой, куда определили Томми. Честно говоря, несмотря на громкие имена, сами спальни были довольно маленькие, втиснутые во что-то вроде мезонина. Архитектор придумал их, чтобы устроить несколько дополнительных гостевых спален, но только испортил общий вид фасада. А потому, несмотря на благозвучные названия, комнаты выходили окнами на конюшенный двор, были всего два с половиной метра в высоту и располагались с северной стороны.
Мы еще немножко поискали пропавшие трусы, потом махнули рукой, бросив их на произвол судьбы. Очень может быть, что и по сей день пожилая пара трусов грустит, завалившись за какой-то из ящиков в Садовой Комнате Бротон-Холла. Томми скрылся в своей комнате и вернулся с маленькой бутылкой шотландского виски и двумя стаканчиками.
– Жизненно необходимое снаряжение для отелей и ночевок у друзей, – объяснил он и налил по глотку.
– Они скупы на выпивку?
Мне нередко приходилось поражаться, каким лишениям и неудобствам высокородные англичане готовы подвергать своих гостей (и совершенно незнакомых людей), особенно в дни моей юности. Меня провожали в ванные, где кран мог только брызнуть коричневой жижей, меня селили в спальнях, где не закрывалась дверь, с одеялами тоньше батиста и подушками тверже камня. Мне случалось битый час ехать за рулем по пересеченной местности на обед со знатными родственниками моего отца и получить одну сосиску, две маленькие картофелины и двадцать девять горошин. Однажды, будучи в числе приглашенных на домашнюю вечеринку с балом в Гемпшире, я так замерз, что закутался во всю имевшуюся у меня с собой одежду, в два ветхих полотенца, а сверху накрылся потертым турецким ковриком – единственным, что нашлось в комнате. Разбудив меня на следующее утро, хозяйка никак не прокомментировала тот факт, что я спал в некоем подобии тканого саркофага, и ее нисколько не интересовало, удалось ли мне глаза сомкнуть. Когда думаешь о вельможах времен короля Эдуарда, утопавших в роскоши, странно становится, что их внуки настолько к ней равнодушны. В последнее время я начал замечать, что склонность нуворишей окружать себя комфортом, слегка улучшает ситуацию и в домах anciens riches [18], но, святые небеса, сколько времени на это потребовалось.
Томми покачал головой в ответ на мой вопрос:
– Нет, нет. Не скупы нисколько. Ничего подобного. Лорд А разве что не вливает ее гостям в глотки. Просто добыть чего-нибудь до обеда слишком сложно.
Мы посплетничали немного, и я спросил Томми, часто ли он бывает у Бротонов. Он покачал головой:
– Не особенно. Они почти все время здесь. Должен сказать, я не ожидал, что Эдит окажется так увлечена деревенской жизнью, будет без роздыху возиться с местными и раздавать призы на ярмарках, но ведь они действительно почти не бывают в Лондоне.
Мне тоже это показалось немного удивительным. Особенно потому, что молодая пара все еще жила в большом доме вместе с родителями Чарльза. Когда они только поженились, то планировали отделать фермерский дом и переселиться туда, и я спросил Томми, как там дела.
– Не уверен, что там еще идут какие-то работы, – ответил он. – По-моему, они бросили эту затею.
– Неужели?
– Да, забавно. Она хочет остаться здесь, свекор и свекровь довольны, так что Брук Фарм скорее всего закончат по-быстрому и сдадут.
– Так у них в этом доме отдельная квартира?
– Не то чтобы. Что-то вроде гостиной наверху для Эдит и кабинет Чарльза, конечно. Но и все. Очень похоже на какую-нибудь американскую мыльную оперу, где у семьи сотня миллионов, а они все равно теснятся в одном доме с большой лестницей посередине.
Я покачал головой:
– Чарльзу-то, наверное, нравится, как тут все заведено, но молодой жене это должно порядком надоесть.
Чарльз, как и все его племя, очень даже любил, чтобы на него обращали «особое» внимание, куда бы он ни приехал, – более того, как Эдит уже имела возможность заметить, он не любил, когда это особое внимание ему не достается, – и я хорошо мог себе представить, что хоть он и притворялся всю жизнь, что
